Толкование сновидений

«Я больше не вернусь на трассу». Вот и все, что я сказал. Тем же хмурым тоном и сиплым голосом, каким разговаривал с председателем комиссии. По идее, выступление было намечено гораздо более длинное. В оригинале текст звучал так: «Я больше не вернусь на трассу. После того, что случилось, – не могу. И употреблю все свое влияние, чтобы гонки „Даунхилл Челлендж“ были запрещены». Неплохая речь. Но в последний момент я смекнул, какая опасность в ней заключена для меня, и передумал. Что угодно можно списать на постстрессовое состояние, но только не предательство корпоративных интересов. На суде, придись ему случиться, мне эта фраза зачлась бы в бо-ольшущий плюс. Но на том же суде – да какой еще суд, чего это я? – хозяева «Ди Челлендж» сделали бы все возможное, чтобы меня утопить. В хард-формуле дозволены любые выкрутасы кроме одного – не копай под хозяина. Не наезжай на принцип. Ты можешь опротестовывать результаты, собачиться из-за начисления очков, да хоть забастовку учинить – ради бога. Но не ставь под сомнение идею «Челлендж». Не считая исламского мира, который на «Челлендж» плевал, как на еще одну богомерзкую выдумку неверных, осталось всего лишь три страны, где к этой формуле отношение неоднозначное. Индия, Китай, Россия. Остальные в тотальном щенячьем восторге. Считается – очень психотерапевтичное зрелище. Очень полезное – считается… Да и русские, честно говоря, когда наши берут призовое место, тут же выпивают и закусывают. А китайцы сейчас заканчивают подготовительный этап и тоже вот-вот запустят свою команду. Скоро заезды в дауне придется дробить – желающим угробиться мест не хватает. И это, наверное, правильно. Нельзя отгораживаться от мира стеной непонимания. Глупо это в стратегическом аспекте. Поэтому любишь не любишь кататься, а саночки изволь возить. Вот я и промолчал. Выступил в лучшем стиле «челленджера» – высказал личное мнение и личное же решение по личной проблеме. И пошел себе полицейским навстречу.

Прямо у бортика меня задержали по подозрению в непредумышленном убийстве. Я уже чувствовал себя более или менее уверенно и дергаться не стал. На «Даунхилл Челлендж» полицейские довольно частые гости. «Ди-челленджеров» хлебом не корми, дай въехать лыжей в печенку хорошему человеку. И никого пока еще за это не посадили. Все перед стартом дают одну и ту же подписку, совершенно юридически безупречную. И даже случись то самое непредумышленное, судить лыжника просто глупо – адвокаты докажут на пальцах, что имел место банальный несчастный случай. Но полиция обязана бдить, и она бдит, закон такой. Боксеров тоже иногда прямо с ринга в кутузку таскают. Формальности должны быть соблюдены. Положено задержать – они задерживают. Каждый раз, когда столкнутся двое, и один случайно шею свернет, задерживают уцелевшего. Предъявляют, в зависимости от результата столкновения, либо тяжкие повреждения, либо то же непредумышленное. И через пару-тройку часов отпускают. Собственно, полиция включает свои мощности на всю катушку только в одном случае – если кому-то показалось, что за столкновением лыжников может стоять некий злой расчет.

Меня спросили по-французски, на каком языке господин хотел бы заслушать свои права. Господин подумал, решил, что дело серьезное, и выбрал намертво зазубренный с детства инглиш, плиз, иф ит'с поссибл. Оказалось, что инглиш очень даже поссибл, а прав у меня никаких. То есть разной ерунды вроде «молчать, не называть себя, требовать адвоката» набралось порядочно. А вот коммуникативные мои возможности были жестко урезаны до одного телефонного звонка. Именно телефонного – со стационарного голосового аппарата. Даже без картинки. М-м… Ладно. Не буду вообще никого беспокоить, несколько часов сам продержусь. Меня очень любезно препроводили в гостиницу, дали переодеться. Намекнули относительно личных вещей, на что задержанный только рукой махнул. А зря. Это был отчетливый звоночек, предвестник больших проблем. Но я его не услышал. У меня для этого слишком дрожали руки. В смысле, начался постстрессовый колотун, а он здорово отражается на ушах.