Толкования Ветхого Завета

Речь здесь, видимо, идет скорее о способе говорить аллегорически, чем об аллегорической интерпретации в собственном смысле, на что указывает крайне неясное выражение της εν τοίς αλληγορουμένοις ιδέας, единственный раз встречающееся в корпусе Филона. Мы точно знаем, что в пифагорейской традиции сохранилось множество подобных книг, которые, по свидетельству Ямвлиха[86], были написаны в подражание Пифагору и принадлежали его ближайшим ученикам — Филолаю, Эвриту, Харонду, Залевку, Брисону, Архиту, Лисию, Эмпедоклу, Залмоксису, Эпимениду, Милону, Левкиппу, Алкману, Гиппасу, Тимариду и другим (все они, как говорит Ямвлих, сохранились даже до его времени — loc. cit.), к которым эпитет Филона αιρησεως ίρχηγέται подходит как нельзя лучше. В другом сообщении Филона, что священные книги ессеев написаны символами в подражание древним[87], мы неожиданно узнаем то, как Ямвлих объясняет пифагорейскую манеру говорить символами[88].

Итак, повторим, что, понимая под Писанием сборник этических символов и давая им соответственное аллегорическое этическое толкование, Филон переносит на Ветхий Завет практику и методы толкования пифагорейских символов с комплексом всех сопутствующих понятий. Климент Александрийский сохранил нам ценные свидетельства того, что тенденции сближать пифагорейские символы с Ветхим Заветом существовали в эллинистической культуре и помимо предприятия Филона, будучи, возможно, тем фоном, на котором расцвело его творчество. Такое сближение указывало на зависимость Пифагора от Ветхого Завета (как одного из важнейших текстов варварской традиции). Так, Климент[89] сообщает нам, что высказывание Пифагора не держать в доме ласточку, оказывается, возводится кем-то к пророку Иеремии (8:7), а в другом месте он ссылается на каких-то людей, считающих, что манеру выражаться символами Пифагор взял у пророка Иезекииля[90]. Удивительно ли, что в этих условиях литературные экзегетические методы, издавна применяемые к пифагорейским сочинениям, могли быть легко перенесены и на Ветхий Завет. Между тем, само систематическое применение указанной техники к иудейскому Завету, возможно, оказалось новаторством Филона в жанре аллегории, во всяком случае, самым ранним дошедшим до нас свидетельством такого переноса.

* * *

Другая важнейшая особенность филоновского аллегорического метода относится к тому уровню аллегории, который именуется физической интерпретацией. Понятие природы, φύσις, неразрывно связано у Филона с понятием аллегории. Так, он часто использует термин природа, чтобы обозначить истину, которую аллегористы находят в словах Писания[91]. Многократно (около 75 раз) употребляет термин природный, φυσικός, для того, чтобы указать на аллегорическую интерпретацию как таковую, и часто для того, чтобы подчеркнуть, что Писание стремится говорить аллегорически[92]. Наконец, несколько раз называет самих аллегористов φυσικοί αυδρες[93].

Согласно воззрениям Филона, Моисеев Закон представляет собой закон Природы[94], поэтому изучение Природы и Писания, если идет в правильном направлении, — в принципе одна и та же наука[95]. Эта наука называется физиология, φυσιολογία[96], а процесс постижения природных тайн путем аллегорического толкования Писания обозначается термином φυσιολογεϊυ[97].

Само понятие природы и сродные с ним связаны с языком философской аллегории с момента ее возникновения, так как аллегория на самом раннем этапе представляла собой поиск в комментируемом тексте именно физических истин. Метродор из Лампсака интерпретировал героев Гомера как части космоса, а богов как части человеческого тела: Агамемнон — это эфир, Ахилл — солнце и так далее[98]. Подобные интерпретации, принадлежавшие ему и многим безымянным аллегористам, в большом количестве известны Платону[99], а также Аристотелю, который, приводя пример аллегорического толкования, замечает, что древние держались именно таких взглядов на природу[100]. Физической интерпретацией является попытка орфического автора Дервенийского папируса обосновать пантеистическую идею о том, что Зевс, будучи воздухом, пронизывает собой все вещи[101]. Физической интерпретацией названа подозрительно похожая на эту попытка Аристобула доказать, что сила Бога проходит через все: Я хочу призвать тебя, — пишет он Птолемею, — воспринимать эти учения физически (φυσικώς)[102]. Физической является и аллегория стоиков, отождествляющих богов с различными силами природы (Бальб у Цицерона говорит от лица стоиков: Тонкий физический смысл заключен в нечестивые рассказы) [103].