Толкователь болезней

— Нет. Это любопытный случай. Пациент жаловался, что ему кажется, будто в горле застряли длинные соломины. Я сказал об этом врачу, и тот прописал нужные лекарства.

— Круто.

— Да, — после некоторого колебания согласился господин Капаси.

— Так эти больные полностью зависят от вас, — проговорила миссис Дас медленно, словно размышляла вслух. — В каком-то смысле даже больше, чем от врача.

— Ну что вы! Как это возможно?

— Ну, допустим, вы можете сообщить врачу, что он чувствует в горле не соломины, а жжение. Пациент не узнает, что именно вы сказали доктору, а врач не узнает, что вы не так перевели. Это огромная ответственность.

— Да, господин Капаси, на вас лежит огромная ответственность, — подтвердил мистер Дас.

Господин Капаси никогда не думал о своей работе в такой лестной манере. Он считал это занятие неблагодарным и не находил ничего возвышенного в том, чтобы объяснять симптомы людских хворей, прилежно переводить бесконечные жалобы на распухшие конечности, спазмы и колики в животе, пятна на ладонях, меняющие цвет, форму, размер. Врач, почти вдвое моложе его, предпочитал брюки клеш и любил отпускать невеселые шутки про Партию конгресса.^[4] Вместе они работали в душном тесном помещении, где изящно пошитая одежда господина Капаси прилипала к телу от жары, несмотря на закопченный вентилятор, вращающийся над их головами.

Эта работа символизировала его неудачи. В юности господин Капаси самозабвенно изучал иностранные языки, имел впечатляющее собрание словарей. Мечтал переводить для дипломатов и государственных деятелей, разрешать конфликты между людьми и странами, улаживать разногласия, в которых только он мог понять обе стороны. Господин Капаси был самоучкой. По вечерам выписывал в тетради этимологические цепочки слов и в какой-то период жизни не сомневался, что сможет переводить, если представится возможность, на английский, французский, русский, португальский, итальянский, не говоря уже о хинди, бенгальском, ория и гуджарати. Пока родители не устроили его брак. Теперь в памяти у него остались лишь горстка европейских фраз и отдельные слова, обозначающие различные вещи вроде блюдца или стула. Из всех неиндийских языков он говорил свободно только на английском. Господин Капаси знал, что это не редкая способность. Иногда он подозревал, что его дети благодаря телевизору знают английский лучше отца. И все же для работы гида владение языком пригодилось.

Он устроился переводчиком после того, как его семи — летний первенец заболел брюшным тифом — именно тогда он и познакомился с тем самым врачом. В то время господин Капаси преподавал английский в средней школе, и он начал работать переводчиком в медицинском кабинете, чтобы покрывать все растущие расходы на лечение. В конце концов однажды вечером мальчик умер в лихорадке на руках у матери, но потом нужно было платить за похороны, а вскоре родились еще дети, понадобился дом побольше, и хорошая школа, и репетиторы, и крепкая обувь, и телевизор, и бесчисленное количество других вещей, которыми он пытался утешить жену, чтобы та не плакала по ночам, и потому, когда врач предложил ему жалованье, вдвое превышавшее учительский заработок, он согласился. Господин Капаси знал, что жена не одобряла его новое занятие: оно напоминало ей о потерянном сыне, и она не могла смириться с тем, что, в меру своих скромных возможностей, супруг помогал спасти другие жизни. Если она и упоминала о его новой работе, то называла его медбратом, словно процесс перевода равноценен измерению температуры или выносу судна. Она никогда не расспрашивала мужа о пациентах и никогда не предполагала, что на нем лежит огромная ответственность.

Вот почему господину Капаси польстил интерес миссис Дас к его работе. В отличие от жены, она напомнила ему, что перевод требует умственных усилий. А еще миссис Дас назвала это романтичным. В ее отношении к мужу не виделось никакой романтики, а вот господин Капаси чем-то ее заинтриговал. Может быть, мистер и миссис Дас не подходили друг другу, так же как он и его жена? Может, этих людей тоже не связывало ничего, кроме троих детей и десяти лет брака? Он видел в этой чете признаки неблагополучия, характерные и для его собственной семьи, — препирательства, равнодушие, длительное молчание. Внезапный интерес американки, интерес, которого она не испытывала ни к мужу, ни к детям, кружил ему голову. А когда господин Капаси вспомнил, с каким выражением она произнесла «романтично», его и вовсе захлестнуло пьянящее чувство.