Толкователь болезней

— Что тут непонятного? Восемь лет я не имела возможности открыться никому — ни друзьям, ни, разумеется, Раджу. Он ни о чем не подозревает, думает, я все еще люблю его. Что вы об этом скажете?

— О чем?

— О том, что только что услышали. О моей тайне, о том, как я от этого страдаю. Я неизменно чувствую боль, когда смотрю на своих детей, на Раджа. Мне в голову лезут ужасные мысли, господин Капаси, — бросить все к чертовой матери. Однажды мне захотелось выкинуть все, что у меня есть, из окна: телевизор, детей, все остальное. Вы считаете, это признак нездоровья?

Он хранил молчание.

— Господин Капаси, вы можете что-то сказать? Я думала, это ваша работа.

— Моя работа — показывать достопримечательности, миссис Дас.

— Не эта. Другая. Толкователь болезней.

— Но мы говорим на одном языке. Переводчик тут не нужен.

— Я не это имела в виду, иначе я бы ни за что не рассказала вам правду. Вы хоть представляете, как тяжело мне было сознаться вам?

— Что все это значит?

— Это значит, что я устала нести в себе этот груз. Восемь лет, господин Капаси, я страдаю целых восемь лет… Я надеялась, что вы поможете мне снять камень с души, скажете нужные слова, порекомендуете какое-нибудь лекарство.

Он смотрел на эту женщину в красной клетчатой юбке и футболке с клубникой. Ей еще нет тридцати, но она не любит ни мужа, ни детей и уже разлюбила жизнь. Ее исповедь привела господина Капаси в уныние, и он огорчился еще больше, когда подумал о мистере Дасе: представил, как тот наверху тропы с Тиной на плечах фотографирует высеченные в скалах старинные монастырские кельи, чтобы показать снимки своим ученикам в Америке, и даже не подозревает, что один из сыновей на самом деле не его ребенок. Господина Капаси оскорбила просьба миссис Дас истолковать ее пошлый, банальный маленький секрет. Она не была похожа на пациентов, с которыми он сталкивался в лечебнице, — на тех, кто приходил с остекленевшим взглядом, в отчаянии, кто не мог спать, или дышать, или безболезненно мочиться, да вдобавок еще был не в силах объяснить свой недуг. И все же господин Капаси считал своим долгом помочь этой женщине. Посоветовать ей признаться во всем мужу? Объяснить, что всегда лучше поступать честно? Честность, безусловно, поможет ей снять камень с души, как она выразилась. Может, предложить свои услуги в качестве посредника? Чтобы докопаться до сути вещей, он решил начать с самого очевидного вопроса:

— Вы уверены, что испытываете боль, а не вину, миссис Дас?

Она обернулась к нему и сердито зыркнула; на перламутрово-розовых губах осталась кайма горчичного масла. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут ее озарила какая-то новая мысль, и она остановилась. Господин Капаси был раздавлен: в этот миг он понял, что недостоин, с ее точки зрения, даже оскорбления.

Миссис Дас вышла из машины и начала подниматься по тропе, покачиваясь на квадратных деревянных каблуках и выуживая из соломенной сумки горсти воздушного риса. Рис сыпался сквозь пальцы, оставляя зигзагообразный след, и одна обезьяна спрыгнула с дерева и жадно накинулась на маленькие белые зерна. В жажде новой порции угощения она последовала за миссис Дас. К ней присоединились другие сородичи, и вскоре американку сопровождала целая ватага обезьян, тащивших за собой по земле бархатистые хвосты.

Господин Капаси вышел из машины. Он хотел окликнуть миссис Дас, предостеречь ее, но побоялся, что, увидев плетущихся за ней животных, она разнервничается. И даже потеряет равновесие. А обезьяны станут тянуть ее за сумку или за волосы. Подняв упавшую ветку, чтобы разогнать преследователей, он побежал вверх по дороге. Миссис Дас, ничего не замечая, шла дальше, оставляя дорожку из риса.

Почти на самом верху холма, перед кельями, отгороженными рядом грузных колонн, мистер Дас припал на одно колено, настраивая объектив. Дети стояли на галерее, то появляясь, то скрываясь из виду.

— Подождите меня! — крикнула миссис Дас. — Я с вами!

Тина запрыгала на месте:

— Мамочка пришла!

— Отлично, — не поднимая головы, произнес мистер Дас. — Как раз вовремя. Попросим господина Капаси сфотографировать нас впятером.

Господин Капаси ускорил шаг, размахивая веткой, и обезьяны, потеряв рисовый след, удрали в другом направлении.

— Где Бобби? — остановившись, спросила миссис Дас.

Мистер Дас оторвался от видоискателя.

— Не знаю. Ронни, где Бобби?

Мальчик пожал плечами.

— Был здесь.

— Где он? — резко повторила миссис Дас. — Куда вы смотрели?

Все стали метаться вверх-вниз по тропе и звать Бобби, поэтому не сразу услышали пронзительный крик мальчика. Нашли его чуть выше на тропе — он стоял под деревом в окружении большой группы обезьян, которые длинными черными пальцами тянули его за футболку. Воздушный рис, рассыпанный миссис Дас и уже смешавшийся с пылью, был разбросан у него под ногами. Ребенок молча застыл на месте, по его испуганному личику быстрыми ручьями текли слезы, голые ноги запылились. Одна из обезьян методично колотила мальчика палкой, оставляя на коже царапины.

— Папа, обезьяна обижает Бобби! — воскликнула Тина.