Толлеус, искусник из Кордоса

Старик с завистью слушал, как вокруг телеги бродят лошади, хрумкая сочными стеблями. Ему тоже хотелось есть. Провианта старик не взял в надежде на горячий ужин в таверне. Правда, с собой был кусок утреннего окорока. Такой манящий и такой недоступный. И бесполезные железные челюсти. Вот такая мрачная ирония судьбы.

Битый час Толлеус потратил, отрезая от мяса крохотные кусочки и рассасывая их. Получалось сплошное мученье. Вот если бы нарубить мясо очень быстро и очень мелко — вот тогда старик был бы доволен. Кинжал у него есть, Искусство тоже. Осталось только придумать, как заставить кинжал двигаться самостоятельно.

Поднимать и опускать Искусством кинжал, повторяя движения руки, было сложно. На ум просилось другое решение: раскрутить лезвие. Подходящие плетения есть. Только нужна какая-нибудь бочка или большой котел, чтобы еда не разлеталась.

Конструкция обещала работать, только нет ни бочки, ни столько еды. Тут требовалось что-то подобное, но маленькое. Размером с кружку или… фильтр! После злоключений на болотах Толлеус сделал в жилете фильтр: в выточенной плотником чурке крутится аккуратный трехлопастный ветряк, засасывая воздух через набитые в трубку тряпки и камешки. А ведь если заточить лопасти, то получатся три маленьких кинжала! Надо попробовать, только убрать каменную пробку!

Засветив огонек, искусник осторожно отсоединил фильтр и вытряхнул тряпье. Засунул внутрь кусок мяса. Да, тут нужно еще что-нибудь придумать, чтобы проталкивать продукты к ветряку. Пока можно воспользоваться палочкой. Итак, крутануть лопасти… Эх, силы у ветряка не хватает — застревает. Крутить надо не плетением удара. Вот например, если намотать искусную нить на ветряк и дернуть, то крутиться будет сильнее.

Толлеус попробовал. Тупые лопасти не нарубили мясо, но размолотили в кашу. Годится!

Толлеус. Олитон

Проснувшись утром, искусник долго не мог попасть в город. Угрюмый стражник, без тени эмоций выстушав историю старика, походил вокруг повозки, потыкал древком раненого, но принимать тела и пленника отказался, сказав, что это не его дело. Когда же бывший настрощик предложил самолично отвести груз куда следует, то снова встретил отказ: не положено пускать без соответствующего разрешения, и весь разговор. Толлеус уже грешным делом решил свалить трупы под стеной на потеху воронью, однако стражник, словно прочитав его мысли, при таком исходе пригрозил обвинением в убийстве. Пришлось торчать чуть ли не до полудня, дожидаясь, когда прибудет вызванный следователь и урегулирует ситуацию.

Надо признать, прибывший из прокуратуры оперативник разрешил дело без лишних проволочек: раненого разбойника помощники утащили в карету без окон, мертвые отправились в большой ящик, установленный на запятках, сам следователь в подробностях расспросил Толлеуса об обстоятельствах происшествия и проверил документы. Неодобрительно покосившись на посох искусника, оперативник в приказном порядке распорядился остановиться в «Звезде Оробоса» на сутки «до выяснения». После чего с миром отпустил старика. Застоявшиеся лошадки, радостно всхрапнув, потащили телегу по заполненным улицам.

Оробосцы спешили по своим делам, бросая лишь короткие равнодушные взгляды на искусника и его поклажу. Ни враждебности, ни пристального интереса.

Толлеус легко нашел указанный следователем постоялый двор, попутно приметив чародейскую лавку. Поручив заботу о своем имуществе трактирной прислуге, старик, наконец, нормально пообедал. По привычке заказав похлебку, он не устоял и добавил в свое меню фирменное блюдо — окорочок ягненка в горшочке.

Краснолицая старушенция, хозяйка трактира, наблюдавшая за Толлеусом, сочла своим долгом вмешаться. Важно, в развалку подойдя к столику, она назидательно подняла палец и заявила:

— Ягненок в горшочке — нежнейшее блюдо! Его готовят только из совсем молодых барашков. На три дня пути вокруг Олитона не сыскать места, где ягненок получается нежнее и сочнее!..

— Достопочтенная фелинара, я уже заказал! — оборвал ее искусник.

Хозяйка споткнулась на полуслове, одарив Толлеуса испепеляющим взглядом. Изменившимся тоном, она резко закончила:

— Мягче не бывает, но мясо есть мясо! Ты не прожуешь, старик!

— Мои зубы хоть куда, — заворчал искусник, поглаживая свою скорорезку.

Презрительно фыркнув, старушенция, шурша юбками, заспешила прочь. У самой кухни она остановилась и, гордо вздернув подбородок, добавила:

— Я не фелинара, я фелина!

Старик пожал плечами: действительно, фелина. Была бы замужем, не была бы такой взбалмошной. Или наоборот: не была бы такой взбалмошной, уже давно была бы фелинарой.

Горшочек принесли вовремя, и старик отсчитал положенные монеты. Восхитительный запах из-под крышки щекотал ноздри, поддразнивая, пробуждая воспоминания молодости.

Скорорезка, конечно, требует серьезной доработки, и в голове у Толлеуса уже были планы на этот счет. Но и в своем нынешнем состоянии она справилась на отлично.

Из кухни выплыла хозяйка, алчно глядя, как искусник орудует ложкой. Старик не успел доесть, как рядом с ним появился второй горшок.