Толпа, массы, политика

Таким образом, суть не в силе пропаганды, а в состоянии масс, которые воспринимают такую идеологию и такую организацию, в центре которой, подобно мотору, находится вождь. Более того, оказывается, что вождь всегда прав и всегда будет прав, а так как его действия планируются на столетие вперед, то проверка этих действий оказывается вне опыта. Своим положением вождь обязан прежде всего уникальной способности манипулировать внутрипартийной борьбой в целях власти и лишь потом демагогическими и бюрократическими способностями. И Гитлер, и Сталин мастерски владели деталями, нюансами взаимоотношений между людьми. Внедрялась убежденность, что не будь вождя — все пропало бы. Как только начинает функционировать принцип «воля фюрера — закон для партии», само наличие вождя становится незаменимым, вся сложная структура построена на нем. «Высшая задача вождя… выступать в качестве магической защиты движения от внешнего мира и в то же время служить мостиком, с помощью которого движение связывает себя с внешним миром… Это полное отождествление вождя с каждым назначаемым им мини-вождем и эта монополия ответственности за все, что происходит, отличает тоталитарного вождя от диктатора или деспота… тиран никогда не станет отождествлять себя с подчиненными… принцип нацистов — „взаимная преданность вождя и народа“. Сталин возлагал ответственность за свои преступления на плечи тех, кого намеревался погубить. В результате никто не оказывается в ситуации, когда он мог бы объяснить причину тех или иных действий, за все отвечает вождь»[191]. Гитлер провозглашал, что судьба рейха зависит от него одного. Автор приводит слова фюрера, сказанные им уже в 1929 г., о том, что 60 тысяч человек стали однородной единицей, имеющей единообразные мысли и даже похожее выражение лица, что они становятся одним человеческим типом.

Говоря о вождях тоталитарных режимов и движений, Арендт постоянно соотносит личности и действия Гитлера и Сталина, уничтожавших людей миллионами, установивших режим террора над массами населения. Нужна была безжалостность Сталина, чтобы внести в большевизм презрение к своему народу, подобное презрению нацистов по отношению к немцам. «Не особое умение Сталина и Гитлера в искусстве лжи, но сам факт, что они сумели ложью организовать массы в коллективное целое, зачаровывал, придавал ей впечатляющее величие»[192].

Любая идеология, согласно Арендт, создается и поддерживается не как теоретическая доктрина, а как политическое оружие. Поэтому научный аспект в идеологии вторичен, сами научные факты, исторические законы составляют только определенный фон, на котором обрисовывается та или иная идеология. В то же время идеология претендует на обладание разгадкой всех тайн мироздания, всех его законов, ключом от истории. Массы предрасположены ко всем идеологиям, но в конкретной ситуации, последовавшей после первой мировой войны, для масс оказались наиболее привлекательными только две идеологии, которые и выжили в конкурентной борьбе: идеология, толкующая историю как экономическую борьбу классов, и идеология, толкующая историю как борьбу рас. «Обе эти идеологии оказались настолько привлекательными для масс, что смогли получить государственную поддержку и утвердиться в качестве официальных государственных доктрин… То, что расизм является главным идеологическим оружием империализма настолько очевидно, что многие ученые… предпочитают ложно толковать расизм как преувеличенный национализм… тогда как расизм ведет к разрушению национального политического тела… расизм способен возбудить гражданские распри в любой стране и является одним из самых хитроумных из когда-либо изобретенных средств подготовки гражданской войны»[193]. Расизм, подчеркивает Арендт, объединяет всех: и высшее общество, и толпу, отвергая принцип равенства и солидарности народов. Она считает, что нацизм и большевизм обязаны пангерманизму и панславизму больше, чем любой другой идеологии. Не случайно стратегия нацистской Германии и Советского Союза была близка по своим экспансионистским замашкам.