Толстяк

— Мне очень понравилось выступление нашего коллеги, преподавателя физкультуры Шульца, — проговорил он, обращаясь к залу. — Однако я не считаю, что каждый, кто не отзовется на призыв нашего мэра, обязательно — трус и маменькин сынок. У нас немало слабых здоровьем учеников, а работа на уборке картофеля — труд нелегкий. Дни стоят холодные, и простудиться очень легко. Долг ученика состоит прежде всего в успешной учебе. Поэтому я считаю, что записываться на уборку должны ребята, которые чувствуют в себе достаточно для этого сил.

Он вернулся на свое место, а я многозначительно подтолкнул локтем Мая и прошептал ему на ухо:

— Правильно ты говорил, что нам нужно держать под наблюдением Халаса и Шульца. Но теперь уже понятно, кого именно…

— Понятно? — удивился Май.

— Так ведь ясно, что Шульц — наш человек. А вот историк… Как тебе понравилась его речь?

— Но он…

— Это пораженчество! — Я ловко ввернул слово, услышанное недавно от отца: пораженцы — это враги прогресса, люди, старающиеся тащить нас назад. — Как хитро он все повернул. А нужно ему одно — отбить у нас охоту. Если кто из них и спер ключ от подземелий, то уж наверняка не Шульц.

— Торопыга ты! — Май чуть заметно улыбнулся. — Быстро все у тебя получается, даже слишком быстро. А я вот, например, отношусь к Халасу с большим уважением.

— Даже сейчас? После того что он здесь наговорил?

— Не вижу ничего плохого в его словах.

Я пожал плечами. Впервые мы с Маем разошлись во взглядах. Директор объявил собрание закрытым и предложил разойтись по классам. Из-за дверей седьмого «Б» доносились какие-то крики. Войдя, я увидел стоящего на скамье Грозда, который, махая руками, произносил пламенную речь.

— Можете записываться, — донеслись до меня его слова, — милости прошу! А я не собираюсь разыгрывать из себя сельского жителя. Лучше я притащу из дома мешок картошки и пожертвую ее этим доходягам. У нас ее полный подвал.

— И предки тебе позволят? — спросил Меринг.

— Конечно, позволят! Лечение гриппа, который я там подхвачу, обойдется им дороже.

— Но ты здоров, как конь, — не выдержал Ясинский.

— Но-но, полегче с конем! — огрызнулся Грозд. — А на эти патриотические лозунги меня не поймаешь. Я и не такое слыхал.

— Факт, — согласился Ясинский. — Может, и не конь, но подкован на все четыре ноги. Ладно, не едешь — и не надо, обойдемся без тебя.

— Если Грозд не едет, я тоже остаюсь, — пискнул Бубалло. — А девчонки как? Баська, ты запишешься?

Осецкая не успела ответить, как в класс вошел полонист с листком бумаги в руках. Он сел за кафедру и неторопливо отвинтил колпачок своей авторучки.

— Запись добровольная, — сказал он. — Надеюсь, что мне за вас не придется краснеть. Итак, кто едет?

Большинство подняло руки. Полонист сдержал улыбку, покусывая кончик уса.

— В таком случае, поставим вопрос иначе. Кто не может ехать?

Минутная тишина, все взгляды устремились на Грозда. Он неохотно поднялся.

— Я, пан учитель. У меня склонность к простудным заболеваниям. Но я могу пожертвовать мешок картошки…

Ус поморщился, хмуря седые косматые брови.

— Этого никто от тебя не требует, — сказал он. — Картошки хватает, только убрать ее нужно. Записываю. Кто еще?

Теперь мы все смотрели на Бубалло. Он сидел, настороженно выпрямившись, делая вид, будто не замечает наших взглядов.

— Бубалло не хочет ехать, — крикнул Старкевич.

— А ты помалкивай, — покраснел Бубалло. — У меня у самого язык есть.

— Тихо! — полонист постучал по кафедре. — А как ты, Данка?

— Поеду, пан учитель.

— Ты болела недавно, и я считаю, что тебе не следовало бы ехать.

Щупленькая Данка Заенц даже вскочила от возмущения.

— Ничем я не хуже других! Я уже выздоровела, и доктор сказал…

— Хорошо, хорошо, — не дал ей договорить Ус. — Но только принеси мне письменное согласие родителей. — Он записал что-то и кончиками пальцев поправил усы. — Я рад, что вы не обманули моих ожиданий. Сбор у школы в воскресенье в восемь часов утра. Не забудьте потеплее одеться, потому что ехать придется на грузовиках. Ответственным за проведение мероприятия от нашей школы назначен преподаватель физкультуры Шульц.

Белый пар валил от конских спин, но картофелекопалка по-прежнему двигалась безостановочно, равномерно, оставляя за собой ряд белых картофелин. Мужчина в военной куртке почмокивал на коней, подгоняя их щелканьем кнута. Поле уходило вдаль широкой темно-коричневой полосой, и только где-то у самого горизонта его замыкала расцвеченная красками осени стена леса. В воздухе стоял густой аромат подгнившей картофельной ботвы, сырой земли и прелых листьев.

Шульц разделил нас на бригады. Я оказался в группе Коваля вместе с Мерингом, Арским, Старкевичем, Осецкой и тремя ребятами из седьмого «А».

— Мы подойдем к этому делу по-спортивному, — объявил Шульц. — Победит та бригада, которая к шести часам вечера соберет больше всех корзин картофеля. За утерянные и пропущенные картофелины будут начисляться штрафные очки.