Толстой и Достоевский. Братья по совести

Достоевский высоко оценил роман Толстого «Война и мир», но при этом не склонен был абсолютизировать заслуги Толстого как гения, как посланника, несущего новое слово России и человечеству. Таковым новым словом для него было творчество Пушкина. Позже Достоевский скорректирует свою позицию при анализе сцены христианского примирения Каренина и Вронского во время болезни Анны, признав всемирную значимость подлинно христианской позиции Толстого-художника.

Из письма Ф. М. Достоевского — Н. Н. Страхову

26 февраля 1869 г. Флоренция

«Я хочу сказать, что у нас критик не иначе растолкует себя, как являясь рука об руку с писателем, приводящим его в восторг. Белинский заявил себя ведь не пересмотром литературы и имен, даже не статьею о Пушкине, а именно опираясь на Гоголя, которому он поклонился еще в юношестве. Григорьев вышел, разъясняя Островского и сражаясь за него. У Вас бесконечная, непосредственная симпатия к Льву Толстому, с тех самых пор как я Вас знаю. Правда, прочтя статью Вашу в «Заре»*, я первым впечатлением моим ощутил, что она необходима и что Вам, чтоб по возможности высказаться, иначе и нельзя было начать как с Льва Толстого, то есть с его последнего сочинения. (В «Голосе» фельетонист говорил, что Вы разделяете исторический фатализм Льва Толстого. Наплевать, конечно, на глупенькое слово, но не в том дело, а в том: скажите, откуда они берут такие мудреные мысли и выражения? Что значит исторический фатализм? Почему именно рутина и глупенькие, ничего не замечающие далее носу, всегда затемнят и углубят так свою же мысль, что ее и не разберешь? Ведь он очевидно что-то хочет сказать, а что он читал Вашу статью, то это несомненно.)** Именно то, что Вы говорите, в том месте, где говорите о Бородинской битве, и выражает всю сущность мысли и Толстого и Вашу о Толстом. Яснее бы невозможно, кажется, выразиться. Национальная, русская мысль заявлена почти обнаженно. И вот этого-то и не поняли и перетолковали в фатализм! Что касается до остальных подробностей о статье, то жду продолжения (которое до сих пор еще не дошло до меня). Ясно, логично, твердо-сознанная мысль, написанная изящно до последней степени. Но кой с чем в подробностях я не согласился» (XXIX₁, 16–17).

* Статья П. К. Щебальского «Война и мир, соч. графа Толстого. Москва, 1868 г. Томы I, II и III» и отрицательный отзыв Н. Н. Страхова на эту статью, представляющую собой по сути пересказ романа.

^{Конец Бородинского сражения. Худ. Василий Верещагин. 1900}

** «Источники жизни (как отдельных лиц, так и целых народов) гораздо глубже и могущественнее, чем тот сознательный произвол и сознательное соображение, которыми, по-видимому, руководятся люди. Подобная вера в жизнь, — признание за жизнью большего смысла, чем тот, какой способен уловить наш разум, — разлита по всему произведению Толстого, и можно бы сказать, что на эту мысль написано все это произведение»[25].

В своем письме Достоевский поддержал точку зрения Страхова и со всей определенностью заявил, что в романе Толстого «национальная, русская мысль заявлена почти обнаженно».

Из письма Ф. М. Достоевского — А. Н. Майкову

12 февраля 1870 г. Дрезден