Толстой и Достоевский. Братья по совести

^{Разговор Пьера с Андреем на пароме. Худ. Андрей Николаев}

— Да, коли бы это так было! — сказал он. — Однако пойдем садиться, — прибавил князь Андрей, и, выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз после Аустерлица он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел, лежа на Аустерлицком поле, и что-то давно заснувшее, что-то лучшее, что́ было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь» (10, 115–118).

Ф. М. Достоевский

Из «Необходимого объяснения» Ипполита Терентьева

(Роман «Идиот». Часть третья. Глава VI)

«…Это было в начале мая, вечер был ясный, огромный шар солнца опускался в залив. Бахмутов (однокашник по гимназии, в годы учебы враждебно относившийся к Ипполиту. — В. Р.) провожал меня домой; мы пошли по Николаевскому мосту; оба подпили. Бахмутов говорил о своем восторге, что дело это так хорошо кончилось (трудоустройство нищего доктора по просьбе Ипполита. — В. Р.), благодарил меня за что-то, объяснял, как приятно ему теперь после доброго дела, уверял, что вся заслуга принадлежит мне и что напрасно многие теперь учат и проповедуют, что единичное доброе дело ничего не значит. Мне тоже ужасно захотелось поговорить.