Толстой

В письме А. А. Толстой он пишет: «Не то, что половина жизни оторвана, но вся энергия жизни с ним похоронена. Незачем жить, коли он умер, и умер мучительно; так что же тебе будет? Еще хуже… Вот уж месяц, я стараюсь работать, опять писать, что я было бросил, но самому смешно». Он делится самым сокровенным, душевным состоянием брата перед смертью: «За несколько минут перед смертью он задремал и вдруг очнулся и с ужасом прошептал: «Да что ж это такое?» Это он ее увидал – это поглощение себя в ничто».

«А уж ежели он ничего не нашел, за что ухватиться, что же я найду? Еще меньше», – и уже о своих терзаниях и сомнениях: «Тысячу раз я говорю себе: “Оставим мертвым хоронить мертвых”, надо же куда-нибудь девать силы, которые еще есть, но нельзя уговорить камень, чтобы он падал наверх, а не вниз, куда его тянет. Нельзя смеяться шутке, которая наскучила, нельзя есть, когда не хочется. К чему все, когда завтра начнутся муки смерти со всею мерзостью подлости, лжи, самообманыванья, и кончатся ничтожеством, нулем для себя». Его размышления переходят в озлобление против того, кого люди называют Богом. Чаша смертей заполнена и перевалила за критическую массу, больше нельзя спрятаться и уклониться от этих вопросов.

Толстой продолжит свое путешествие и в 1861 году. Он начнет писать произведение «Декабристы», но не продвинется дальше третьей главы, чуть не сделает предложение Екатерине Александровне, племяннице Дондуковых-Корсаковых, но передумает. А потом вернется в Россию.

18 лет семейного «счастья»

У нравственного человека семейные отношения сложны, у безнравственного – все гладко.

Л. Н. Толстой

1862 год. Мысли о семейной жизни все чаще и чаще посещают Толстого, он убежден, что «без семьи он не в силах получить от жизни всего, чтобы почувствовать, постигнуть ее полноту, и сам не в силах дать жизни, людям всего, что способен дать». Но пока это только мысль, а в реальности рядом с ним случайные обитательницы борделей. Правда, была у Толстого и сильная любовная привязанность к замужней яснополянской крестьянке Аксинье Базыкиной. «Чудный Троицын день. Вянущая черемуха в корявых рабочих руках… Видел мельком Аксинью. Очень хороша. Все эти дни ждал тщетно… Красный загар шеи… Я влюблен, как никогда в жизни. Нет другой мысли. Мучаюсь. Завтра все силы». «Ее не видал. Но вчера… мне даже страшно становится, как она мне близка». Что интересно, в период встреч с Аксиньей в дневнике Льва Николаевича нет записей о других женщинах. Как отмечает известный исследователь жизни Толстого В. А. Жданов: «Прекратилось мучительное раздвоение инстинкта на две силы: силу любви и силу чувственности. Наконец и в непосредственном проявлении, а не только в сознании, сладострастие потеряло свое преобладающее значение». Возможно, именно на фоне отношений с крестьянкой Лев Толстой советует друзьям и своим помощникам выбирать жену из «здоровой крестьянской среды». Толстой говорит: «Взгляните на наших городских барышень, этих жалких, хилых, анемичных созданий, – стянутые с утра до ночи в узкие корсеты, как бабочки, порхающие в своих уродливых, дорогостоящих костюмах, на балах, вечерах, собраниях, обратившие ради собственных удовольствий ночь в день, а временем сна, отдыха избравшие день. Это ли жизнь?.. сравните с нашими краснощекими, жизнерадостными Еленами, Матренами… выбрав любую из них себе в жены, вы можете смело рассчитывать на безболезненные роды, на здоровое потомство и будете уверены, что навсегда вы гарантировали себя от медицинского шарлатанства, от этих докторов, лекарств, рецептов, аптек…» Однако сам он не последует этим советам и в жены себе выберет барышню. Но память об Аксинье (пусть и сопровождаемая раскаянием) останется навсегда. «Посмотрел на босые ноги, вспомнил Аксинью», – запись за год до смерти Толстого.

Как же все начиналось? В дневнике Толстого от 26 мая 1856 года: «Обедали у Любочки Берс. Дети нам прислуживали, что за милые, веселые девочки». Старшей дочери Берс Лизе – 13, Соне – 12 и Тане – 10.