Толстой

«Кто он? (Толстой)… Долго я об этом думал и, наконец, проверив свои личные впечатления от его слов и поступков, окончательно решил: это барин озорник, который почти с одинаковой искренностью или неискренностью бросается в дебри разных, друг с другом непримиримых фантазий, и, привыкнув выворачивать на бумагу все, что ему взбрело в голову, опираясь на свой авторитет у доверчивых читателей, а равно и на свою способность прибегать к самым смелым софизмам, очень мало беспокоится по поводу всяких литературных обличений своих критиков, а отмахивается от последних простым заявлением: Мои убеждения еще слагаются, и потому немудрено, если я неоднократно от одних переходил к другим мыслям»[1]. Барин-озорник?

«Есть люди, и есть исполины с ликом людским. Часто не видит слепота людская, что, когда мы говорим как будто с человеком, мы говорим с героем или богом, с одним из отмеченных, судьбою увенчанных героев и богов. Лев Толстой был одним из таких»[2]. Герой или Бог?

«Уж Толстого-то вы лучше не поминайте. Если был в России роковой для нее человек, который огромное свое дарование посвятил делу разрушения России, так этот старый нигилист, духовный предтеча большевиков теперешних. Вот кто у нас интернационал-то насаждал. Думать о нем не могу спокойно»[3]. Духовный лидер большевиков?

«Толстой – пророк нового человечества. У меня не было непосредственных сношений с великим писателем, но через общих друзей я знал о его симпатии к моим произведениям. Память об этом я сохраню до конца моей жизни. Л. Н. Толстой предвидел великую гармонию человечества: он желал приблизить жизнь к великим законам природы. Чем в свое время был Вольтер для Франции, тем был и Толстой для России»[4]. Пророк нового человечества?

«Лев Толстой соединил в себе две характерные русские черты: в нем есть гений, наивная интуитивная русская суть – и русская суть осознанная, доктринерская, антиевропейская, причем то и другое представлены у него в высшей степени. Мы любим и почитаем в нем русскую душу, и мы критикуем, даже ненавидим в нем новоявленное русское доктринерство, чрезмерную односторонность, дикий фанатизм, суеверную страсть к догмам русского человека, лишившегося корней и ставшего сознательным. Каждому из нас довелось испытать чистый, глубокий трепет перед творениями Толстого, благоговение перед его гением, но каждый из нас с изумлением и смятением, а то и с неприязнью держал в руках также и догматические программные сочинения Толстого»[5]. Гений? Фанатик?

«Душа его так безгранично богата и так охотно раскрывается. Он не замыкает своих уст после первых десяти слов и не заставляет отгадывать скрытые за ними непостижимые глубины; он все говорит и говорит красноречивыми словами, предостерегая и назидая: истинно говорю вам! Он вовсе не заботится о том, чтобы не сказать свету лишнего, дабы свет мог только заглянуть в его душу; он говорит более чем охотно. И в голосе его нет аффектации. Его голос глубокий и сильный. Толстой – древний пророк, вот что он. И в наше время нет ему равного»[6]. Древний пророк?

«Бывают художники, которые вырабатывают новую, виртуозную технику, то и дело меняют эстетические концепции, но творчество их, как и они сами, насквозь эгоцентрично и представляет ряд неудавшихся экспериментов. Только если писатель целиком захвачен своей темой, все его сомнения относительно художественных средств разрешаются сами собой, и может возникнуть шедевр. Самая характерная черта Толстого-романиста – его абсолютная искренность, его решимость в раскрытии того, что ему в данное время представлялось истинным»[7]. Создатель шедевров?

«Как философ, как моралист, как вероучитель, он для большинства все еще остается прежде всего бунтарем, анархистом, невером. Для этого большинства философия его туманна и невразумительна, моральная проповедь или возбуждает улыбку (“прекрасные, но нежизненные бредни”), или возмущение (“бунтарь, для которого нет ничего святого”), а вероучение, столь же невразумительное, как и философия, есть смесь кощунства и атеизма…»[8] Бунтарь? Анархист?

«Величайший и единственный гений современной Европы, высочайшая гордость России, человек, одно имя которого – благоухание, писатель великой чистоты и святости…»[9] Гордость России?

«Граф Лев Толстой – гениальный художник, наш Шекспир, может быть… Но – удивляясь ему – не люблю его. Это неискренний человек, безмерно влюбленный в себя, он ничего, кроме себя, не видит, не знает. Смирение его – лицемерно, и отвратительно желание пострадать. Вообще такое желание есть желание духа больного, искаженного… Нет, он мне чужой человек, несмотря на великую его красоту»[10]. Себялюбец, неискренний человек?