Толстолоб (ЛП)

Один за другим они входили в нее. Она почти не ощущала проникновение, но ее это не волновало. Ее волновали они, а не реакция ее тела. Тем не менее, она чувствовала себя возбужденной. И ощущение лежащего сверху и желающего ее обнаженного мужчины было единственным, что ей хотелось испытывать. Они вводили в нее свои эрегированные члены и начинали заниматься любовью. А потом...

Все распадалось.

Всякий раз они останавливались спустя считанные секунды. Выражение их лиц пугало ее больше всего. Выражение внезапного смятения, сменяющегося разочарованием. Что же было не так? Один за другим они отстранялись от нее и уходили, заявляя: "Похоже, я слишком много выпил", или "Наверное, я перенервничал на работе", или "Сегодня я не в настроении", или любое другое оправдание, которое они могли придумать. Она ничего не понимала. До сего момента все проходило замечательно, а в постели все обращалось в прах. И один за другим они оставляли ее лежать там, побледневшую, со слезами на глазах.

Всякий раз.

Затем сон превращался в чудовищный кошмар. Беззвучные молнии все сверкали и сверкали. К ней приходили новые мужчины. Мужчины, с которыми она никогда не встречалась. Мужчины из ее будущего? Может, этим кошмаром ее психика пыталась предсказать ее дальнейшие неудачи? Кряхтящие, безликие, они грубо совокуплялись с ней, шлепая ее, дергая за волосы, лапая за груди, только чтобы точно также покинуть влажные недра ее влагалища, предпочтя присесть над ней и мастурбировать. Их руки энергично скользили вверх-вниз по их пенисам, пока сперма не выплескивалась, брызгая ей в лицо, в глаза и в широко раскрытый рот. Затем они, как и другие, оставляли ее одну в темноте.

Чэрити металась и вертелась. Простыни обвивались вокруг ее тела, словно питоны. За окном продолжала беззвучно сверкать молния.

И в тишине кошмара она услышала голос, будто кто-то разговаривал с другой стороны двери, а, может, с другой стороны ее души.

Да, да.

Голос...

4

Еще один сон, в другой комнате. Просто образы, просто слова.

Ее собственные слова.

            Бульон...

И ее собственные руки, сжимающие ей груди.

Большой и указательный пальцы берут сосок и сжимают его.

Джералдин, Джералдин...

В зернистой темноте сна вспыхивает спичка.

Мне очень жаль...

Затем пламя касается розового соска, и он начинает с шипением гореть...

5

Прокравшись назад, они услышали голоса.

- Шшш, - шикнула Джеррика на Гупа, который собрался, было, открыть свой огромный рот. - Нам нельзя шуметь.

Она поняла, что голоса доносятся из гостиной. Это Энни и... еще кто-то. Но кто? И что Энни делает там так поздно? Она же уже спала. Но там был еще один голос, который Джеррика не узнавала.

- Идем, - прошептала она Гупу, продолжая держать его за огромную ручищу. Только этого мне не хватало, - подумала она. Чтобы Энни застукала меня рыскающей по ее пансиону в час ночи, после того, как я трахнулась в кустах с ее работником. Она стиснула зубы, затаила дыхание, и прошмыгнула через кабинет. Гуп, словно послушный щенок, последовал за ней. Когда они миновали гостиную, то заметили две тени, сидящие за столом. Джеррика почувствовала запах тетушкиной трубки и сигаретного дыма, а еще мельком увидела на столе два недопитых бокала вина. Кого тетя Чэрити могла принимать в этот час?

Она отбросила эти мысли и стала быстро подниматься по лестнице. Гуп следовал за ней. Слава богу! - подумала она, когда они добрались до второго этажа незамеченными. Затем Гуп выпалил:

- Ох, блин, мисс Джеррика, это было так...

- Шшш! - она быстро потянула его по коридору и остановилась возле его двери. - Немедленно иди в постель, - прошептала она, словно мать неугомонному ребенку. Гуп, действительно, во многих отношениях был ребенком. Инфантильно эмоциональный, без какой-либо духовной глубины и самоанализа. Но, конечно же, вовсе не этих качеств она искала на темном заднем дворе...

- Немедленно иди в постель, Гуп. Спокойной ночи...

- Ох, мисс Джеррика, - он запнулся, его огромное лицо растянулось в глупой, широкой улыбке. Он нежно взял ее за руки. - Знаете, это по-настоящему много для меня значит, и...

Она быстро чмокнула его в губы и отстранилась.

- Уже поздно! Увидимся завтра.

Оставив его изнывать от безнадежной любви, она быстро проскользнула в свою комнату и закрыла за собой дверь.

Черт, - подумала она, этот большой глупый ребенок влюбился в тебя! Вот "геморрой"!

И этот "геморрой" будет продолжаться до конца ее пребывания здесь. Справиться с этим будет нелегко, это точно. Придется избегать его, вежливо отшивать...