Толстый, ленивый, смертельно опасный

Александр Громов Толстый, ленивый, смертельно опасный

А кот спросил:

– Умеешь ли ты выгибать спинку, мурлыкать и пускать искры?

Ганс Христиан Андерсен

1

Он мяукал так тихо, что я ни за что не услышал бы его жалобы сквозь дверь, если бы не вышел проверить почтовый ящик. Более того, я едва не наступил на него всем весом и только в последний момент каким-то немыслимым финтом увел ногу в сторону. Едва не упал, между прочим.

Котенок. Недель четырех-пяти от роду, не больше. Внешность – обыкновенная, мяв – жалобный.

Я бы даже сказал – плач, а не мяв. Котенок плакал, как плачут все котята-сироты, безостановочно и безнадежно. На меня он никак не отреагировал, как видно, не имея оснований верить в людскую доброту. Он был прав. Кому нужен беспородный приблудный котенок, серый в полосочку? С родителями ему не повезло: не были они ни персами, ни сиамцами, ни шибко ценимыми почему-то бесшерстными уродами. Впрочем, на таком холоде бесшерстный котенок уже умер бы. Если предположить, что он, такой ценный, вообще оказался бы на холоде, что вряд ли.

Этот был подзаборник. И сын подзаборника. А может, дочь.

– Дверь прикрой, дует, – крикнула Люся.

Мы с женой живем на первом этаже, более того, наша дверь ближайшая от двери парадного. Когда на улице холоднее минус двадцати, грязный снег, принесенный на ботинках жильцов, лежит возле нашей двери и не тает.

Ежась на морозном сквозняке и проклиная слабосилие Гольфстрима, плохо греющего наши края, я проверил ящик – ничего, кроме рекламных листков. Ожидаемого извещения о почтовом переводе некоей суммы от журнала «Юный оккультист» за статью, вышедшую еще два месяца назад, там не оказалось.

Сказав по адресу редакции несколько теплых слов, я вернулся. Котенок мяукнул в пространство, по-прежнему игнорируя меня. Что было уж совсем удивительно – сидя на обледеневшем резиновом коврике, он равно игнорировал струю тепла, идущую из приоткрытой двери!

«Стоик», – подумал я.

– Мя! – согласился котенок.

– Что же мне с тобой делать, а?

– Мя!

– Ты уверен?

Кажется, он был уверен в том, что я либо дурак, задающий глупые вопросы, либо скотина, вздумавшая чесать языком, вместо того чтобы помочь. И в том и в другом случае я не стоил его внимания.

– Мя-а-а! – вывел он, отвернувшись от меня.

– Ладно, стоик. Иди грейся.

Мне пришлось взять его на руки – задняя половина тела у него не действовала.

– О! – сказала жена. – Это зачем?

– Просто так. Видишь, у него задние лапы отмерзли. Пусть погреется. Где моя старая ушанка? Ну та, которую ты все время выбросить грозишься. Доставай, пришло ее время.

– Ну зачем нам котенок? – атаковала Люся.

– Тебе его не жалко? – спросил я.

– Жалко. Только вот в чем дело: кошка в течение своей жизни может произвести на свет штук сто – сто двадцать котят. Слониха – максимум двенадцать слонят. А луна-рыба запросто выметывает сто миллионов икринок. Многие ли из них вырастут и дадут свое потомство? В среднем во всех случаях – две особи!

Вообще-то Люся товаровед, но когда-то окончила биофак.

– Значит, девяносто восемь котят из ста гибнут во младенчестве, так?

– Вообще-то меньше. Ты забываешь о кастрированных, стерилизованных и вообще о тех, кто почему-либо не участвует в размножении. Благодаря человеку, между прочим. Но большинство гибнет, это факт. И это хорошо. Если бы все выживали… бр-р, кошмар!

– Мя! – не согласился котенок.

– Этот выживет, – категорически заявил я. – Где шапка? Почему у нас в доме ничего нельзя найти?

Ворча, что и от дворовой блохастой фауны есть некоторая польза в смысле утилизации всякой дряни, заполонившей квартиру, жена достала с антресолей мой старый треух. Я пристроил его под батарею – сиди здесь, кошарик! – и совершил налет на холодильник. Налакавшись сливок, котенок немного поурчал, завернулся сам в себя и заснул.

– Он кот или кошка?

– Я толком не разобрал, – сознался я. – Кажется, кот.

– Ну и что ты с ним будешь делать? – резонно спросила Люся. – Ты же знаешь, у меня аллергия на шерсть.

– Только на собачью.

– А если окажется, что и на кошачью тоже?

– Может, еще не окажется, – успокоил я. – Пусть хотя бы до весны поживет. В крайнем случае, весной выпустим.

– Выгоним вон, ты хочешь сказать? – немедленно уточнила жена.

Изо всех сил сдерживаясь, я попросил ее точно определить, чего же ей все-таки хочется – убить зверушку или спасти?

Когда вопрос ставится так, ответ очевиден. Я заранее знал, что по весне всякий намек с моей стороны на то, чтобы выгнать котенка, Люся воспримет в штыки.

– Пока оставим, а? – окончил я примирительно. – Мне он не помешает.