Толстый на кладбище дикарей

Тонкий стоял и не знал, что ответить. У него был богатый опыт общения с бабульками, и он отлично знал главное правило: «Все, что вы скажете, будет использовано против вас». Поэтому лучше просто молчать. Это, конечно, невежливо, но…

– Ну чего, язык проглотил? – наседал блин. – Тебя взрослые люди русским языком спрашивают: зачем мать довел?

Тонкий хотел спросить, как и до чего, но вовремя передумал. Принял классическую стойку: ноги на ширине плеч, глаза в пол, нижняя губа оттопырена на полтора сантиметра и выдал:

– Я больше не буду.

– Ну здрассьти! – разочаровался Блин. – Что ты как маленький: «больше не буду»… Говори нормально, у кого паспорт спер? И зачем?

Ах вот оно что! Вездесущие бабульки услышали обрывок разговора! Причем такого, который посторонним слышать вообще не следует, но это уж как получилось! В конце концов все поправимо:

– У отца, – не задумываясь ответил Тонкий. – Нам пиво не продавали без паспорта.

– Правильно сделали. – Открыла Америку, Блин. – Они и не должны продавать пиво несовершеннолетним…

– Да разве сейчас кто-то делает, что должен?! – поддержала разговор другая бабулька. – Вот в наше время…

– В ваше время мальчики носили вам портфели, и рюмки вина хватало вам на двоих! – не выдержал Тонкий.

Блин переменилась в лице. Точнее, в блине. Блин сморщился в пережженный оладушек и стал брызгаться масляной слюной:

– Да ты!.. Да как ты вообще смеешь рассуждать, тебя ж тогда на свете не было! Откуда ты знаешь, сопляк?!

– Дедушка рассказывал, – невозмутимо парировал Тонкий, и это была правда. Дедушка не отличается демократичностью, просто он поэт. А поэтов хлебом не корми, дай только порассуждать о временах, людях и характерах.

– Да много он понимает, твой дедушка! – продолжала Блин. – Тоже, небось, сопляк, вчера родился!

Аптекарша захихикала, и Тонкий тоже. Больше никто юмора не понял, потому что все остальные уже ушли. Очередь бабулька-оладушка подошла минуту назад, а она и не заметила.

– Бабушка, что будете брать? – Вернула аптекарша Блин на землю.

Та засуетилась, доставая из ридикюля рецепт. Из подсобки показалась тетя Муза:

– Не дождался еще? Некогда, идем!

Тонкий с удовольствием вышел вслед за тетей и от души хлопнул дверью, чтобы посильнее брякнул колокольчик. А сама душа ушла в пятки и громко завопила оттуда: «МАШИНЫ НЕТ!»

Выглянул на дорогу – поздно. Может быть, вон та белая точка и есть тетин «жигуль», а может, уже и не она. Доприрекался с бабульками начинающий оперативник Александр Уткин: машина с Ленкой и бомжом скрылась в неизвестном направлении. А Тонкий-то вообразил, что бомжик не принял его всерьез и хотел спокойно уехать, с пафосом, взяв в шоферы старшего оперуполномоченного… Принял-принял. Небось, сразу же и газанул, как только Тонкий с тетей вышли.

Тетя Муза, конечно, тоже хороша, долго копалась, но она хоть по делу звонила. Тетя, кстати, увидев такое дело, не стала тратить время на раздумья и самобичевания, а тут же понеслась назад в аптеку, бросив Сашке:

– Беги к своим байкерам, пускай заводят мотоциклы. Ферштейн?

Дверь за ней хлопнула так, что если кто-то чего-то раньше недопонял, то от удара все встало на свои места. Тонкий развернулся (легко сказать «Беги!») и на четвертой скорости похромал к байкерам.

Хромать было не то чтобы далеко, но тетя за это время успела бы обзвонить пару керченских отделений милиции и одну московскую подругу, поболтав с ней полчасика. Тонкий не сомневался, что тетя его скоро догонит не на этом повороте, так у того дома. Он скакал, опираясь на палку, и проклинал про себя бомжей, пещеры и всех на свете гоминидов. Особенно его сердил один несовершеннолетний гоминид, который любит ломать ноги по пещерам и пререкаться с бабульками в аптеке, забывая поглядывать в окно.

Деревня уже давно проснулась. Шустрые бабульки таскали огромные ведра и тяжеленные на вид тачки. Из-за калиток выходили на улицу козы и, недобро поглядывая на Тонкого, щипали травку, ими же затоптанную. Дети гоняли кур, петухи – детей, все жили своей жизнью, и никому не было дела до Ленки. Как она там, в одной машине с бомжом? Сестренка, вообще-то, просто так себя в обиду не даст. Что-что, а выскочить на первом же светофоре у нее ума хватит. Но что-то подсказывало Тонкому, что бомж-то наверняка тоже не промах. Девочек, которые любят выпрыгивать из машины на светофоре, можно привязать, оглушить, усыпить… В конце концов, Тонкий видел только содержимое бомжачьей авоськи, а карманов-то не обыскал… Да, да, я именно к тому: после всего увиденного, услышанного, понятого Тонкий практически не сомневался: бомж вооружен. Хотел с пафосом подъехать к вокзалу на машине старшего оперуполномоченного, а может, и взять в заложники и ее, и Тонкого с Ленкой. Но вышло немного не по плану, что ж поделать! Хватит в заложниках и одной Ленки, бомж переживет. А Ленку жалко.

Наконец показался знакомый забор с двумя щербинами, за ним живет Димон. Тонкий вошел и привычно постучал в окно. Он чувствовал себя занудным продавцом миксеров и чудо мазей от рака: впирается к человеку домой по нескольку раз в день, отдохнуть не дает…