Толстый – сыщик подводного царства

Домой Тонкий завалился в жутком виде. Синий, глаза выпученные, трусы рваные (одежду он нес в руке, сил не было одеваться на берегу).

Тетя Муза уже проснулась.

– Скажи, что ты плыл на «Титанике» и спасся, я тебе поверю, – оценила она вид племянника.

Тонкий молча полез в палатку.

– Куда?! – Тетя Муза потянула его назад. – Мокрый, холодный. Крыса об тебя простудится! Иди, вытру!

Она извлекла из машины полотенце и стала растирать Тонкого.

– Где был – не спрашиваю, – приговаривала тетя, сдирая с него кожу жестким полотенцем. – И так вижу. Но что ты там делал? Нашел что-то?

– Д-дельфина, – стуча зубами, выдавил Тонкий.

– Опять убитого?

– В сети, – уточнил Тонкий.

– Дельфина, попавшего в сеть?

– Угу.

Тетя достала из машины бутылку водки «Юрий Долгорукий» в красивой коробке. Посмотрела на Тонкого, посмотрела на коробку. Вздохнула. Вынула бутылку и решительно свернула ей голову. Тонкий понял, что водка предназначалась в подарок, скорее всего Толстячку с собакой. Дорогая, наверное. Но жизнь племянника тетя оценила выше. Плеснув из бутылки на руки, она стала растирать Тонкого ладонями. Запахло спиртом.

– И ты его спас?

– Ну. И сеть пометил.

– Как?

– Тряпочкой белой. От трусов.

Водка воняла, но грела: Тонкий чувствовал, как с каждой секундой к нему возвращается естественная человеческая температура.

– Ай, молодца! – развела руками тетя Муза. – И что ты теперь будешь делать? Обыскивать всю округу? Или дашь объявление: «Гражданина, имеющего рыболовную сеть, помеченную фрагментом белых трусов, просит позвонить Александр Уткин по такому-то телефону?!»

Тонкий вздохнул. Как жестоки взрослые! Ты, не щадя себя и трусов, освобождаешь дельфина, метишь браконьерскую сеть, а они…

– Я думаю, они где-то рядом живут, – буркнул он.

Тетя взяла бутылку, чтобы еще раз плеснуть на ладони, и задумалась. Такой и увидела ее Карапетовна.

– Мать – алкашка, рыбенок – воришка, да? – заметила старуха с видом судьи, сложив руки на животе под цветастым передником.

Зачем она пришла? Может, дозналась, кто бросил дымовую шашку? Но тогда почему «рыбенок» воришка?

– А я его ишшу-ишшу, – продолжала Карапетовна. – Хорошо, люди подсказали, где ваша палатка.

Тетя Муза стояла с открытым ртом. Она тоже человек, хоть и опер, – слишком много впечатлений за один час. А старуха коричневыми пальцами потрепала Тонкого по щеке и вкрадчиво прошептала:

– Ты ножичек-то верни, да? Внуки, когда у них што пропадает, ОЧЕНЬ обижаются.

Тонкий стоял в рваных трусах, обняв себя за плечи. Ему опять было холодно.

– Какой ножичек? Алычу вашу я руками собирал, нож вы мне не давали.

Поняв, что Тонкий – крепкий орешек, старуха решила действовать через «мать»:

– Скажи ты ему. А то сама с утра глазки заливаешь, а рыбенок вон что творит!

Тетя Муза фыркнула и, демонстративно полив руки водкой, стала растирать племянника.

– Перекупался, да? – дошло до Карапетовны. – Вон, губы-то синие… Верни ножичек и грейся себе, – неумолимо добавила она.

Тетя Муза испытующе взглянула на племянника. Тонкий замотал головой, и опер ему поверила.

– По-моему, вы ошиблись! – отчеканила она таким тоном, что Тонкий на месте Карапетовны сразу бы признал: ошиблись, и еще как! Но старуха не смутилась.

– Как же, ошиблись! Соседки говорят: «Эти на мотоциклах кинули гранату, все задымили…» В дыму и спер! – подытожила она.

– Какую еще гранату? – не поняла тетя Муза.

– Дымовуху, – сквозь зубы объяснил Тонкий и попытался взглядом сказать: «Теть Муза, миленькая, пожалуйста, все вопросы – потом!!!»

Сейчас он очень хорошо понял, что его ждет, если Карапетовна раскопает всю историю с дымовой шашкой. Нет, его не повесят на ближайшем суку и даже не посадят на муравейник, намазав медом, а всего-навсего ЗАСТАВЯТ ОТМЫВАТЬ ТРЕХ ОРАНЖЕВЫХ КОРОВ!!! Как и всякий городской человек, Тонкий боялся коров. Он ходил мимо, стиснув зубы и стараясь не глядеть им в глаза. Хотя, конечно, перед посторонними не показывал вида, что трусит. Даже перед Росинантом.

Поняв, о какой дымовухе речь, тетя одарила племянника взглядом, который Тонкий перевел так: «Я-то тебя не выдам. НО ЧТО С ТОБОЙ СДЕЛАЕТ ЛЕНКА?!» Вслух она сказала Карапетовне:

– А с чего вы взяли, что нож украл он?

– Так в дом вроде больше никто не заходил, – ответила старуха.

– Я, что ли, заходил?! – потерял терпение Тонкий.

– Дым был, да? Откуда мне знать? – резонно заметила Карапетовна.

– Тогда откуда вам знать, что никто не заходил? – Тонкий почувствовал, что запутывается. – Я не заходил, значит, кто-то другой заходил. В дыму было не видно…

– Я и говорю, в дыму спер, – припечатала старуха.

Тетя Муза смотрела-смотрела, слушала-слушала, потом повернулась к бабульке и по-военному строго спросила:

– Нож большой?

– Большой, – подтвердила старуха, – для разделки туш. Во! – Она показала руку до локтя.

– Вы видели Сашу после того, как дым рассеялся?

– Да.

– Как он был одет?

– В майке и в трусах.

– В шортах, – поправил Тонкий.

Старуха подумала и кивнула, соглашаясь.

– Руки у него были пустые?

– Угу.

– А в кармане поместился бы нож?

Бабулька наконец поняла, к чему клонит тетя Муза, и засомневалась:

– Кто его знает, да?