Тольтеки нового тысячелетия

Я замечаю, как на глазах изменилось внутреннее состояние паломников: они как-то подтянулись, в их глазах появилось понимание серьезности момента. Да, совсем не то, что было еще несколько часов назад. Это признаки внутренней духовной трансформации, и дело не только в том, что они направляются в место, где могут вступить в прямой контакт с Силами, управляющими миром, дело в том, что само это путешествие свято. Теперь это не просто мужчины и женщины. После того, как был совершен первый ритуал, знаменующий начало путешествия, они словно начали превращаться в духов. Отныне, особенно с этого момента, возврата в прошлую жизнь нет. Каждый шаг, каждый поступок приближают их к проникновению в святая святых своего "я", туда, где человеческая природа сливается с природой управляющих миром Сил. Матевамес опускают головы в знак уважения и с почтением внимают словам уруквакаме. Мы - Лигия, Маноло, Рене, Луис Мануэль, Армандо и я раскрыли сердца словам Лусиано, хотя смысл этих слов нам неясен. Да это и не важно - разве дело в смысле каких-то слов? Универсальный язык чувств сблизил нас за время путешествия с этими мужчинами и женщинами, ставшими нам за эти дни теокарис - братьями и сестрами, нашими товарищами в этом паломничестве к Величайшей Тайне нашей жизни.

После покрытия голов матевамес, произносится общее благословение, и мы садимся в машины. Следующая остановка в месте, которое укажут Антонио и Лусиано. Там мы заночуем, именно там нам предстоит участвовать в самом важном моменте паломничества: исповеди.

Антонио едет в кабине грузовика, вместе с Лусиано. Они пристально вглядываются в ночь, стремясь не пропустить знак, по которому им надо будет остановиться. Примерно через сорок минут путешествия через ночь, они вдруг дают сигнал: стоп! Несмотря на темноту, я различаю вокруг свойственную полупустыне растительность, а когда утихает гул моторов, звуки ночи помогают сориентироваться в пространстве. Несмотря на то, что мы едва съехали с обочины шоссе, звука проезжающих машин почти не слышно. Да, виррарика умеют устроиться в нашем мире так, чтобы он почти ничем не нарушал их привычного существования. В конце концов, они-то давно обитали здесь - еще до появления этого шоссе и теварис. На небе не видно луны, только несколько звездочек поблескивают сквозь тучи. Ночь виррарика

Мы молча двигаемся в сторону от асфальтовой полосы шоссе. О чудо! Из своих небольших мешков виррарика извлекают маленькие поленца, примерно одинаковые по размеру и толщине. Через несколько минут они укладывают поленца для костра, причем так, что их концы смотрят на восток - туда, где живет Тау (Солнце). Но прежде, чем зажечь Татевари, Лусиано обращается к нему с просьбой принять пищу, заготовленную для него виррарика. Еще он просит защитить нас во время паломничества. Глядя на него, мы понимаем, что его любовь к Татевари, которую он питал всю жизнь, это действительно неподдельное, искреннее чувство, это живая сила. Лусиано подносит спичку, и тут же, словно он открыл дверь в иной мир, вспыхивает яркое пламя. Каждый из нос бросает в костер полено или ветку - это наши приношения Предку Огню. Но прежде, чем положить приношение в костер, индейцы снова произносят названия своих священных мест, указывая одновременно в их сторону поленьями или ветками, словно это стрелки компасов - тем самым они черпают силу этих мест. "Рапавийяме! (озеро Чапала) Аурраманака! (храм земли в Дуранго) Арамара! (побережье Сан Блас) Хумун Куллуаби!" Каждое название сопровождается приветственными выкриками всех присутствующих. После призывания духов святых мест, паломники подходят к костру и бросают туда топливо. Затем виррарика достают из сумок немного кукурузной муки, ее тоже кладут в огонь (не забыв обратиться и к ней с просьбой и молитвой). Эль кавитеро

Наконец, один из хикарерос, пятидесятилетний индеец по имени Хуан, начинает что-то взволнованно рассказывать, размахивая руками. Он говорит очень быстро, а все остальные начинают хихикать. Затем он замедляет темп речи, и постепенно засыпает, и даже храпит, от чего все остальные смеются еще громче.

Мы, разумеется, не понимаем смысла происходящего. Тогда Хуан снова приступает к своей "проповеди", он показывает на огонь, на людей, куда-то вдаль, в пространство, и потом начинает рыдать! Однако никто из индейцев, к нашему изумлению, не спешит ему на помощь, более того, они начинают просто хохотать. И чем громче его плач и отчаяннее стоны, тем громче они смеются. Я подхожу к Тайяу, который должен служить для нас переводчиком и гидом, и спрашиваю, что происходит?

- Он кавитирует!

- Что-о-о?

- Это кавитеро, и он излагает историю мира.