Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

– Это я, – ответил Мигель, отводя свою тарелку подальше от локтя старика. – Для меня это был важный день. Очень важный.

– Что? Ах да… важный, – согласился его прадед, и каждая морщинка его видавшего виды лица подтверждала: уж он-то понимает, о чем идет речь. – Знаменательный день.

Он надолго замолчал, слегка сдвинув брови, как будто обдумывая над шахматной доской следующий ход. Человеческая жизнь состоит из тысяч незабываемых мгновений, но лишь немногие из них можно назвать важными. Они оба знали: важные воспоминания – лучший материал для нового, просветленного видения. Дон Эсикио смотрел на правнука с восхищением.

– Ты играешь в увлекательную игру, мой мальчик.

Мигель промолчал.

Народ расходился, в комнате стало тихо. Дневной свет уступил место сумеркам. Призрачный мир вокруг потускнел. Плут Эсикио поднял старческую руку и потеребил мочку уха. Сновидец Мигель поставил пустую тарелку и глянул на прадеда с нескрываемой любовью. Глаза их встретились: они понимали друг друга. Старик начал было говорить, но, передумав, поджал тонкие губы. Потом почесал скрюченным пальцем седую щетину на подбородке. Размышляя, он слегка наклонил голову набок. Он не знал, как попал сюда. Не знал он и почему вообще что-либо происходит – в жизни человека или за пределами его бурного существования. Как бы там ни было, над мертвыми знания не властны. Он свободен от их запретов и разрешений. Он не знает закона, он гражданин страны, где мятеж не влечет за собой наказания. Эсикио придвинулся к сидевшему рядом с ним человеку, в глазах которого сверкал такой же, как у него, упрямый озорной огонек, и дружески положил руку ему на плечо.

– Можешь не сомневаться, сударь, – сказал дон Эсикио, хитро подмигнув Мигелю. – Отныне я с тобой.

6

Несколько строк о слове «важный». Пока я временно отсутствовал в этом мире, мать Сарита, разумеется, не могла – с проводником или без него – не погрузиться в воспоминания, которые большинство людей считают по-настоящему значительными: о рождении, смерти, свадьбах, драматических днях несчастий и торжеств. С того самого мгновения, когда у меня случился инфаркт, она знала, что нужно делать. Мой брат Хайме помог ей собрать семью, руководил всеми ритуалами и поддерживал намерение, которое позволило ей выйти за пределы своего видения и войти в видение сына, находившегося при смерти. Она помнила имена своих помощников, слова, которые необходимо произнести, и молитвы, которые нужно прочитать. Она перестала цепляться за знаемое ради того, чтобы найти меня на моем пути в непознанное. Теперь по совету появившейся у нее спутницы она ищет памятные события жизни, прожитой не ею.

Но памятные события совсем не то же самое, что события важные. Да, хорошо вспомнить рождение ребенка, смерть другого, первое выговоренное слово, страстный поцелуй, большое горе. В то же время в этот отчетливый узор событий вплетено множество неброских нитей, ведущих к постижению истины, – беспорядочных стежков, меняющих взгляд человека на самого себя и его представление о мире. Иными словами, в этот узор вплетены мгновения, преобразующие человека. Они куда важнее, чем окончание института или свадебное торжество: эти-то события наступают в свой черед и в свое время, а результат их вполне ожидаем. Но в те мгновения, когда жизнь захватывает вас врасплох – не важно, настигло ли вас внезапное потрясение, или ваша мысль вдруг начинает работать чуть под другим углом, – меняется все. Непредсказуемые происшествия поворачивают ход событий в неожиданную сторону, и нам кажется, что так не должно быть, ведь из-за них нам приходится сойти с той дороги, которую мы распланировали, проложили и даже посыпали гравием, и двинуться в путь, о конечном пункте которого мы можем только догадываться. Стоит немного измениться ракурсу – и правил больше нет: мы движемся в сторону тайны, у нас исчезла цель. Что-то заставляет нас действовать, но мы не в состоянии привести ни единого веского довода в пользу своих действий.

Я пережил много таких мгновений, и мне повезло с семьей, которую нисколько не смущало чье-либо чудаковатое поведение, но невозможно описать словами то, что меняет человека, тончайшие события не поддаются объяснению. Моим отцу и матери, при всей их огромной мудрости, не дано было видеть видение их младшего сына или проследить его неуловимый путь к истине. Они могли дать совет, не судить – и отпустить. Благодаря их терпению и сдержанности я научился ценить умение сдаваться. Поддерживаемый их любовью, я нашел в себе силы идти на риск и развить осознанность так, что она вышла за пределы знаний. С каждым новым откровением моя жизнь становилась все более спонтанной и все менее предсказуемой. Каждое намерение превращалось в действие силы. Когда случился инфаркт, я знал, что, возможно, никогда больше не смогу распоряжаться этой силой, и в очередной раз сдался.