Том 1

ОТНОШЕНИЕ ПРИМОЗЕЛЬСКОГО КРАЯ К КАБИНЕТСКОМУ УКАЗУ ОТ 24 ДЕКАБРЯ 1841 г. И К ПРЕДОСТАВЛЕНИЮ ЭТИМ УКАЗОМ БОЛЬШЕЙ СВОБОДЫ ДЛЯ ПЕЧАТИ

В отношении моей корреспонденции из Бернкастеля от 10 декабря в № 346 «Rheinische Zeitung», где я утверждал, что примозельское население, находясь в особо тяжёлом положении, с исключительным энтузиазмом приветствовало предоставление высочайшим кабинетским указом от 24 декабря прошлого года большей свободы для печати, г-н обер-президент замечает следующее:

«Если эта статья имеет какой-нибудь смысл, так только тот, что примозельскому населению не разрешалось до того времени публично и откровенно высказываться о своём тяжёлом положении, о его причинах и о мерах, необходимых для его облегчения. Я сомневаюсь в том, что это так, ибо — при стремлении властей прийти на помощь крестьянам-виноделам в их положении, которое всеми признаётся тяжёлым, — для властей ничто не может быть так желательно, как возможно более чистосердечное и откровенное обсуждение положения дел в этой местности». «Я был бы поэтому весьма обязан автору вышеуказанной статьи, если бы он любезно согласился указать специально те случаи, когда до появления высочайшего кабинетского указа от 24 декабря прошлого года власти препятствовали откровенному публичному обсуждению тяжёлого положения жителей примозельской области».

И дальше г-н обер-президент замечает:

«Сверх того, я должен сказать, что считаю себя вправе квалифицировать заранее как неправду утверждение автора вышеуказанной статьи, будто крик виноделов о помощи долгие время считался в высоких сферах наглым визгом».

Мой ответ на эти вопросы будет расположен в следующем порядке: я постараюсь доказать,

1) что, прежде всего, совершенно независимо от объёма прав, которым обладала печать до появления высочайшего кабинетского указа от 24 декабря 1841 года, потребность в свободной прессе с необходимостью вытекает из особого характера того бедственного положения, какое переживает примозельский край;

2) что даже в том случае, если бы и до появления вышеназванного указа не ставилось особых препятствий «откровенному и публичному обсуждению», — даже и в этом случае моё утверждение не стало бы менее верным, и одинаково понятна была бы радость примозельского населения по поводу высочайшего указа и предоставления этим указом большей свободы для печати;

3) что в действительности имели место особые условия, препятствовавшие такому «откровенному и публичному обсуждению».

Из всего моего изложения видно будет, в какой мере моё утверждение: «бедственное положение виноделов долгое время подвергалось в высоких сферах сомнению, и их крик и помощи считался наглым визгом») — является правдой или неправдой.

К пункту 1. При исследовании явлений государственной жизни слишком легко поддаются искушению упускать из виду объективную природу отношений и всё объяснять волей действующих лиц. Существуют, однако, отношения, которые определяют действия как частных лиц, так и отдельных представителей власти и которые столь же независимы от них, как способ дыхания. Став с самого начала на эту объективную точку зрения, мы не будем искать добрую или злую волю попеременно то на одной, то на другой стороне, а будем видеть действия объективных отношений там, где на первый взгляд кажется, что действуют только лица. Раз доказано, что данное явление с необходимостью порождается существующими отношениями, то уже нетрудно будет установить, при каких внешних условиях оно должно было действительно осуществиться и при каких оно осуществиться не могло, несмотря на то что уже имелась потребность в нём. Это можно будет установить с той же приблизительно достоверностью, с какой химик определяет, при каких внешних условиях родственные вещества должны образовать химическое соединение. Мы поэтому полагаем, что, доказав нашу мысль: «из особенностей бедственного положения примозельского края вытекает необходимость свободы печати», — мы под нашу трактовку вопроса подводим основание, которое далеко выходит за рамки какого-либо личного элемента.

Бедственное положение примозельского края не может быть рассматриваемо как простое состояние. В нём необходимо различать по меньшей мере две стороны: сторону частную и сторону государственную, — ибо так же, как нельзя мыслить примозельский край вне государства, нельзя себе представить его бедственное положение вне условий государственного управления. Взаимоотношение этих двух сторон и образует действительное положение примозельского края. Чтобы показать характер этих взаимоотношений, мы приведём здесь доподлинный и документально удостоверенный обмен мнениями между соответственными органами обеих сторон.