Том 1

— Послушай, Гриша, — обратилась Чикильдина к Цыганкову, продолжая думать о командире артиллерийского полка. — Скажи, Гриша, сколько этот танк может поднять гектаров легкой пахоты?

— Трудно сказать. — Григорий задумался. — На танках мне пахать не приходилось. Но думаю, что тысячу гектаров возьмет. Мотор в нем сильный, так что с тысчонку…

— А не много?

— Точно может сказать наш бригадир. Эй, Ирина, иди-ка сюда! — позвал он.

К танку подошла Ирина Коломийцева, та самая женщина, которая лежала на спине под трактором. Круглолицая, с смеющимися губами, закутанная шалью, она казалась гордой и неприступной.

— Ирина, — сказал Григорий, — ты вчера была в МТС. Сколько там запланировано на танк легкой пахоты?

— Тысячу сто сорок, — уверенно ответила Ирина, поправляя выбившиеся из-под платка светло-русые волосы. — Только я не знаю, как же тут планировать, когда ходовая часть в танке не в порядке, а поднять эту махину мы не можем. Цепи тонкие, трещат. Беда! — Ирина посмотрела на Чикильдину, и взгляд ее серых, чуточку сожмуренных глаз как бы искал сочувствия. — Посудите сами, Ольга Алексеевна. Танк дали мне в бригаду. План пахоты директор утвердил, а ремонтировать танк мы не можем. Это ж такой парубок, что его, чертяку, на руки не возьмешь, не приголубишь!

— Так ты говоришь, он подымет больше тысячи гектаров? — Чикильдина сошла с танка и вынула из кармана пальто записную книжку.

— Он-то подымет, да мы его не подымем.

Ирина рассмеялась, довольная своей шуткой. Засмеялась и Чикильдина, но не оттого, что ей было смешно, а оттого, что она любовалась здоровьем бригадирши, ее лицом, ставшим от смеха еще красивее.

— Тысячу сто сорок, — уже задумчиво проговорила Чикильдина, прислонившись плечом к броне танка и что-то записывая. — Слушай, Ирина, кран мы вам дадим. Тысячу сто сорок гектаров — это хорошо! — И, кончив писать, обратилась к Григорию: — С этой запиской поезжай на мельницу и забери кран. На время, на недельку.

Вручив Цыганкову записку, Чикильдина взяла Ирину под руку. Ей хотелось поговорить с этой молодой и пышущей здоровьем женщиной, и они пошли к тракторам.

— Вы моего муженька, наверное, знаете? — спросила Ирина, и краски на ее лице выступили еще ярче. — Степан Коломийцев. Я сама точно не могу сказать, а люди передавали, будто мой Степа подбил этот танк из пушки. Я ему еще об этом не писала, а вот когда выедем на пахоту, тогда все опишу, как мы тут немецкую технику используем. А смешно, ей-богу: спереди дуло торчит, а сзади плуг тянется. — И Ирина рассмеялась тем звонким смехом, каким обычно смеются девушки на вечеринках, оставаясь одни, без парубков.

— Иринушка, а сколько тебе лет? — обнимая ее, спросила Чикильдина.

— А что? — Ирина озорно посмотрела на Чикильдину. — Я еще совсем молодая! Замуж бы надо выходить… второй раз. Да боюсь. У меня такой сердитый муж, что убьет, если узнает.

— Дети у тебя есть?

— Ой, боже мой, какие там дети. — Ирина не хотела смеяться, но глаза ее продолжали искриться смехом. — До войны, как поженились, не успели детьми обзавестись. Да и не хотела я детей. А теперь… — она не договорила и задумалась.

— А теперь хочется? — спросила Чикильдина тихо и с той улыбкой на лице, которая появляется у женщин, когда они начинают говорить о чем-нибудь своем, интимном.

— Теперь? — Ирина гордо приподняла голову. — Нет, и теперь не хочется. — Ирина снова рассмеялась, но смех ее был не такой веселый, как раньше.

Их обступили трактористки, и тема разговора переменилась: говорили о запасных частях, о нехватке курного угля, об отсутствии горячей пищи. Ирина все время смотрела на Чикильдину, и ей было приятно, что эта пожилая, всеми уважаемая в районе женщина так запросто говорила с ней и расспрашивала ее о том, о чем могут спрашивать только близкие подруги.

Поговорив с трактористками, Чикильдина распрощалась и вышла из мастерской. Села в машину, подозвала к себе Григория Цыганкова и сказала:

— Ты чего такой бледный?

— От контузии никак не оправлюсь.

— Наверное, спишь мало?

— Сон тут ни при чем, — смутившись проговорил Григорий. — Важнее всего молоко. Врачи советуют пить молоко да есть масло, а где их взять?

— Подожди, Гриша, немного. Вот начнем пахоту, отправлю я тебя в Садовые хутора к своей сестре. Есть там такая Прасковья Крошечкина. Она тебя и отпоит и откормит.

— Молодая собой эта ваша сестра Крошечкина? — шутливо спросил Григорий, и от этого лицо его чуточку порозовело.

— И не молодая, и не старая, а женщина боевая. Председатель хуторского Совета.

— А-а…

II