Том 1. 1955–1959

Пройдя коротким коридором со светящимися стенами, межпланетники очутились в полутемном помещении с низким сводчатым потолком. Быков с интересом огляделся. Справа и слева несколько ступенек вели на круглые площадки, прикрытые сверху стальными куполами. На площадках стояли треноги с мощными сорокакратными перископами. Перед их объективами в стальных куполах зияли прямоугольные бойницы, в которые заглядывало серое моросящее небо. Трое юношей в кожаных куртках колдовали у радиоустановки. Когда Краюхин вошел, один из них шагнул к нему и отрапортовал, что связь с маяками и локационными станциями налажена.

– Спросите, есть ли что с борта «Хиуса», – приказал Краюхин.

Спицын поднялся на одну из площадок и подошел к бойнице. Остальные расселись по табуретам вдоль стен. Репродуктор захрипел и каркнул:

– «Хиус» пока молчит, Николай Захарович…

Краюхин, сунув руки в карманы плаща, принялся расхаживать по комнате. Он остановился и начал внимательно рассматривать на стене древний выцветший плакат «Рост удельного веса ядерной энергетики в общем энергетическом балансе нашей страны с 1960 по 1980 год», потом возобновил свое хождение. Радисты сочувственно поглядывали на него. Юрковский шепнул Дауге:

– Нервничает старик…

Снова зарычал репродуктор:

– Внимание, внимание! Николай Захарович!

– Да, слушаю, – нетерпеливо отозвался Краюхин.

– «Хиус» над полигоном. Даю его координаты с поправкой на ваше местоположение. Геодезический азимут восемь градусов и… сорок… сорок четыре минуты… Высота шестьдесят градусов. («Он сядет в центре полигона», – прошептал Спицын.) Опускается со скоростью двадцать сантиметров в секунду…

– На фотореакторе?

– Пока на фотореакторе.

– Передайте приказание: на высоте шестьдесят километров выключить фотореактор и перейти на водородные ракеты.

– Слушаюсь… – Последовала пауза, затем репродуктор рявкнул: – Исполнено. Николай Захарович, «Хиус» просит прислать санитарную машину и врача…

Все встревоженно повернулись к репродуктору.

– Так. Распорядитесь.

– Уже распорядился.

– Что у него случилось?

– Передает… ничего не понимаю. А, вот в чем дело. У них на борту больной инженер с чешского спутника, Дивишек. Ему очень плохо.

– Распорядитесь насчет санитарной машины, и пусть приготовят самолет на Москву. Мой самолет. Что с инженером?

– Лучевая болезнь…

Краюхин вполголоса выругался.

– Да, вот что… Передайте Ляхову, чтобы был осторожен. Напомните, что станция точного наведения не работает.

– Уже передано.

– А он что? – спросил Спицын.

– Смеется…

Репродуктор замолк. Краюхин достал из нагрудного кармана черные очки-консервы, надел их и бросил:

– Пошли к перископам.

В окулярах виднелись серое небо, серая тундра, серый колпак соседнего наблюдательного пункта. Дождь прекратился, сырой тепловатый ветерок рябил воду в лужах, из которых торчали низкорослые кустарники и острые травинки. Быков посмотрел на часы. Было около пяти.

Все молчали. Минуты тянулись медленно.

– Свет! – вскрикнул Крутиков.

Небо осветилось дрожащим фиолетовым заревом. И сразу же исчезло кажущееся серое однообразие неба и тундры. Стал отчетливо виден тонкий муаровый рисунок каждой тучи. По земле пробежали прихотливо изогнутые ослепительно-белые прожилки. Свет усиливался. Над тундрой заиграла странная перевернутая радуга. Белые и лиловые блики запрыгали в лужах. И, постепенно нарастая, в уши вонзился тонкий высокий вой. У Быкова заныли зубы, он зажал уши и затряс головой. Свет становился все ярче, звук поднялся до нестерпимой высоты и стал едва слышен.

– Ляхов докладывает, что через две минуты выключает фотореактор, – донесся низкий бас из репродуктора.

– Давно пора, – буркнул Краюхин.

Свет погас, и, как по волшебству, мгновенно исчезли радуга и веселые зайчики в лужах. На тундру упали сумерки. Но через минуту глаза снова освоились с ее серым однообразием. И тогда небо заполнил низкий, зловещий рев. Задрожали стены, жалобно задребезжала стальная заслонка бойницы. Казалось, неисчислимые косяки реактивных самолетов один за другим проносятся над головой.

– Вот он! – крикнул Крутиков. – Глядите!

Под тучами блеснули красноватые искры. Округлое темное пятно появилось в вышине и, брызгаясь огнем, стало медленно опускаться. Оно росло на глазах. Тяжелый грохот потряс воздух, и пять огненных струй, тонких и прямых, как мачты, сорвались с краев пятна и ударили в землю. Взметнулись облака пара, полетели комья грязи. Грузное черное тело повисло в воздухе, слегка покачиваясь на подпирающих его пяти столбах оранжевого пламени. Затем еще медленнее, чем прежде, оно погрузилось в вихри пара и скрылось из глаз. Земля мягко дрогнула, рев стих. Никто не произнес ни слова, каждый словно прислушивался к звону в ушах. Там, где опустился планетолет, теперь колыхалось, клубилось тяжелое облако грязно-белого пара…

– Посадка чистоты необыкновенной! – задыхаясь, проговорил Спицын.

– Так, – согласился Краюхин. – Мастерская посадка. Едем, а то вы все лопнете от нетерпения.