Том 1

Ты, отвечает этот тип, не заблудшая овца, а остывший от жизни холодный игрок. С Лукавым в дискуссии я вступать больше не намерен. Логикой, исходящей из дьявольской посылки о невыносимости жизни и о смерти как благе избавления от нее, ты меня не увлечешь. Можешь судить меня за антисоветские анекдоты, дискредитацию социализма и попытку изнасиловать певицу Валерию Барсову. Суди и казни, только я не принимаю, знай это, ни суда твоего, ни казни. И советую тебе, раз уж мы живем в стране Советов, не забывать о том, что, губя чужую жизнь, сотни чужих жизней, ты губишь свою душу и существование свое превращаешь в адское. Зови конвой. Мне жрать и спать охота. Это такая прелесть даже в тюрьме – похавать и покемарить.

Ну, хорошо, говорю, Алексей Александрович, сейчас вы отправитесь в камеру, и обед вам по моему приказанию притаранят царский, из «Метрополя», потом дрыхнуть будете, сколько ваша душа пожелает. Я отлично вас понял, но скажите мне, ради Бога, как вы посоветуете вести себя человеку, бывшему очевидцем чудовищных зверств над его близким, творившихся безнаказанно, сладострастно, под знаменем передовой идеи, как вести себя человеку, униженному в самой сути своего естества, лишенному органов жизни, как? Что правильней: самоубиться или мстить за поругание? Чему радоваться человеку, сбитому палкой выродка с древа живого? Чем успокаивать себя падалице? Тем, что сгниет она со временем? Тем, что птица прилетит и склюет? Тем, что ваш Господь Бог, возможно, поднимет павшее яблочко, куснет и скажет: все-таки падалица бывает иногда чрезвычайно сладка и душиста?… Как быть душе, пребывающей в никчемном теле, даже если не считать счастьем номер один способность тела размножаться и чуметь от оргазма? Какой смысл и восторг могут быть во времени того человека? Кого винить? Кому предъявлять для оплаты счет конечный? Ответьте! Правомерно ли вообще задавать такие вопросы? Какова механика душевного или волевого акта, уводящего человека от торжества гордыни разума в безмятежные кущи неведения? Если вам известно что-либо по существу этого проклятого дела, то грех, говорю, пребывать в глухой несознанке. Грех!

Сидит. Молчит. Хожу из угла в угол. И состояние переживаю впервые в жизни незнакомое и отчасти благостное. Это странно, потому что в одном нашем разговоре, когда я развивал фантасмагорическую идею о гарантированном человеку бессмертии и повальном уходе огромных масс людей из жизни, я до того ясно вообразил себя на миг самим Сатаною, да и Павел мой на тот же миг поверил в это, что не чувствовал я в себе ничего, кроме разлитого по всем клеточкам тела торжествующего, сладострастного зла. Отвратительное профессиональное состояние палача, довольного успешным ходом своих дел. А тут, гражданин Гуров, ощутил я в себе покой и промытость, как в Кисловодске, где мне частенько промывали кишечник и желудок колким пузырьковым нарзанчиком.

Догадываюсь, отвечает, что пережили вы немало и побывали в такой кровавой каше, что мне и не снилось. Догадываюсь, что сюжет вашей жизни необычаен и запутан до невозможности. Почти, оговорюсь, до невозможности, ибо, поставив вопросы, обращенные к людям и Творцу, поставив их не лукавя, ощутив меру присутствия в себе сил Тьмы и Света, меру амбиции и бунта, вины и ответственности, вы уже ступили на путь спасения и смирения… О многом догадываюсь, глядя на вашу физиономию и обмозговывая вашу ненормальную конституцию. Говорю это без подъебки, гражданин начальничек. До конца вы, конечно, не расколетесь, как на духу, чувствую в вас присутствие страшной личной тайны, тяжесть ее изменила черты вашего лица, поэтому практическим советом помочь не могу. Буду за вас молиться. Возлюбите ненавидящих вас. Такой шаг приводит, говорят, к чуду. А органы не мешало бы бросить. Ка-найте в грузчики. Вон у вас ручищи какие! Грузчику хорошо! Покидал себе мешочки-ящички – и лети домой, легкий, как птица. А с таким грузом на душе, как у вас, доходягой скоро станете и потащитесь на полусогнутых в скорбный лазарет. Молюсь за вас.

Вот, говорю, уйдете вы сейчас, а мне все еще неясно: простили ли вы врагу вашему, возлюбили ли ненавидящего вас? Сами-то вы как?

А этот, говорит Павло… говорит Георгий Леонтьевич… говорит Христиан, кажется, все-таки это был Христиан… Христиан, но не важно, не важно… этот мучительный, возможно, конечно, вопрос, который, по моему глубочайшему убеждению, несет на себе отблеск Высшей Реальности, Разум своевольно и лукаво переводит в соответствующей сложнейшей ситуации из области Душевной, из сферы чувств безъязыких в свой великолепный вычислительный центр.