Том 1

— Ты сам во всём виноват. Нашёл кому поручать присматривать за девчонкой. Он тебе за конфету что хочешь сделает: обманет и мать и отца. Из-за него бедная девочка совсем без конфет осталась, а сладкое тоже для организма нужно.

Наденька услыхала эти слова, и ей стало так жалко себя, так жалко, что она зарыдала с удвоенной силой. Но мама сказала:

— А ты молчи! Я не защищаю тебя. Ты, наверно, воображаешь, что тебя напрасно обидели: не дали сегодня конфетку. А сколько раз ты не играла на пианино, но конфеты всё-таки получала?

Наденька сразу притихла, а Алёша увидел, какое получается дело, и давай поскорей есть конфеты, чтобы не отняли обратно. Не успев съесть одну конфету, он запихал в рот другую и стоял с оттопыренной щекой, как будто у него вырос с этой стороны флюс.

— Поручать это дело Алёшке мы больше не станем. Теперь я сама буду за тобой следить, — сказала Наденьке мама. — Но, поскольку вечером играть нельзя, а днём я на работе, придётся тебе вставать на два часа раньше и заниматься с утра.

Необходимо сказать, что весь этот разговор происходил очень громко и прекрасно был слышен Золотому Петушку, то есть нашему знакомому воробью, который на чердаке жил (вот когда мы про него вспомнили). Услыхав это, Золотой Петушок даже не удивился, потому что за всю свою воробьиную жизнь наслушался всяких историй. Он только подумал:

«Вот ещё какие, оказывается, бывают истории!» Вскоре он и вовсе перестал думать об этом, так как не понимал в тот момент, чем это всё может для него кончиться.

И вот на другой день, под самое утро, когда спится особенно сладко, воробья разбудили какие-то непонятные звуки:

Бом-тили-тили! Бом-тили-тили!
Тиль-диль-дон! Тиль-диль-дон!

Воробей встрепенулся от неожиданности, открыл широко глаза, но, ничего не видя вокруг, так как было ещё совсем темно, решил, что это ему во сне почудилось; закрыв глаза, он попытался заснуть, но звуки не утихали:

Тиль-диль-дон! Бом-тили-бом!

Как будто палкой по голове!

Воробей сердито поёжился, заморгал глазами и принялся соображать, что бы всё это могло значить. Сон окончательно слетел с него, и воробей наконец понял, что играют на пианино.

Увидев в окно, что небо совсем ещё тёмное и на нём кое-где поблёскивают звездочки, Золотой Петушок проворчал:

— Что это они там совсем с ума посходили — играть среди ночи!

Он нахохлился, состроив обиженную физиономию, переступил с лапы на лапу и стал пытаться заснуть, не обращая внимания на музыку. Это ему, однако ж, никак не удавалось. Звуки пианино доносились так явственно, что бедному воробью казалось, будто играют не снизу, а сверху, прямо над его головой. Постепенно ему даже стало казаться, что звуки раздаются не над головой, а где-то там, внутри головы.

Золотой Петушок крякнул с досады и тряхнул как следует головой. Однако звуки из головы не выскочили и продолжали долбить по мозгам:

Тиль-диль-дон! Тиль-диль-дон! Вот тебе! Вот!

Через некоторое время небо стало светлеть, звёзды постепенно погасли, и воробей увидел, что уже было утро, а вовсе не ночь, как ему показалось сначала.

Прошло два часа, и музыка наконец прекратилась. Золотой Петушок облегчённо вздохнул, но, увидев, что на дворе окончательно рассвело, решил, что спать всё равно больше нельзя, так как уже была пора вылетать за кормом.

На другой день воробья опять разбудила музыка, на третий — тоже. На четвёртый день он уже с вечера думал о том, что его на рассвете разбудит музыка, и так нервничал, что не мог заснуть. Всю ночь он сидел у себя в застрехе и сонно моргал глазами, ожидая, что вот-вот грянет музыка, а когда наконец заснул, музыка загремела, и ему даже под утро не удалось вздремнуть.

Несколько ночей подряд Золотой Петушок почти вовсе не спал, то есть не то чтобы он вовсе не спал: воробей ведь не может так, чтобы совсем не спать. Конечно, он спал, но спал, нужно сказать, очень тревожно, поминутно просыпаясь и вздрагивая во сне; под утро же его на два часа раньше, чем нужно было, будила музыка.

Таким образом, вместо того чтобы спать восемь часов подряд, наш воробей спал всего шесть часов. Воробью же, как установила наука, положено спать ночью не меньше восьми часов. Иначе это может для него плохо кончиться.

Неизвестно, чем бы всё это для Золотого Петушка кончилось, если бы Наденька вдруг не заболела. Потом она, правда, выздоровела, но потом заболела снова. Она вообще была не очень крепкого здоровья.

Когда Наденька болела, воробей радовался и наслаждался жизнью, но, когда она выздоравливала, он проклинал своё существование и становился злой, как сорок тысяч чертей.

От злости он вообще стал очень нервный и раздражительный.