Том 1

Он не почувствовал холода воды. Она глухо и плотно ударила его выше колен, облепила ноги путами. Преодолевая ее силу, задыхаясь, он бежал сквозь перекрещенные, спутанные, визжащие трассы, он стрелял из автомата, выкрикивая ругательства, а сердце, застрявшее в горле, независимо от его воли отчаянно ожидало острого удара в голову и падения в воду. «Вот это, я боюсь умереть…» — мелькнуло у него.

Все: вода, небо, тот дождливый, серый берег — гремело, бурлило, колыхалось перед глазами и мчалось вкось, как в бредовом жару. Кто-то упал рядом, нелепо вскинув подбородок, протянув вперед руки, выронившие автомат. Солдат без оружия, возникнув худенькой мальчишеской спиной, на которой подпрыгивал тощий вещмешок, обогнал Ермакова, зажимая простреленную кисть окровавленной пилоткой. И вдруг, раскрыв удивленно рот, выкатив испуганные глаза, мягко осел в воду, и она сомкнулась над ним.

Ермаков уже не бежал к приближающемуся берегу, а шел, пошатываясь, его валило с ног течение. Он хрипел:

— Вперед!

Он зацепился за глинистый берег, лег на него грудью, закинул ногу и медленно на слабеющих, дрожащих руках вытянул тело из воды. Он не мог встать. Не было сил. Он не мог передохнуть. Он чувствовал, что лежит на берегу перед немецкими танками и нет воли сдвинуться с места.

— Товарищ капитан! Ранены? — закричал кто-то над самым ухом, и тут он смутно увидел искаженное тревогой бледное лицо Жорки и вблизи его лица — мокрый немецкий автомат, придавленный к земле синими пальцами.

— Вперед, Жорка… в лес, — выдохнул Ермаков. — Где остальные? Где остальные?..

— Здесь Скляр! — закричал Жорка, мотая головой и отплевываясь. — Вон остальные! Гляньте! Ноль целых!..

Ермаков, стиснув зубы, стал на одно колено. Несколько человек карабкались на берег, впиваясь обессилевшими локтями в глину, упираясь в нее подбородками. Пули красным роем вились над ними, полосовали по воде.

— В лес! За мной! В лес!

Какие-то люди выбегали им навстречу, появляясь и пропадая меж копен. С ревом и грохотом выросло громадное тело танка, из открытого люка лучами выбивался свет, — взвизгнул над головой вихрь пулеметных очередей, окатило, как горячим паром, гарью бензина. Из-за танка, путаясь в треугольной плащ-палатке, боком выскочил человек, присел, вздернул автомат. Ермаков первый нажал спусковой крючок, и в тот же миг мимо уха промчалась шумящая радуга. Вновь надвинулось впереди огромное туловище танка. Два человека лежали на броне, и один прицельно стрелял сверху, другой прокричал что-то, взмахнув рукой. Потом они исчезли. Ермаков задел ногой за мягкий бугор, заметил пулемет, окоп, белое лицо в нем и выпустил в это лицо всю очередь.

— За мной! Не отставать!

И сразу стало темно, влажно, непроницаемо глухо, будто забило уши ватой. Как в сыром колодце, Борис бежал, захватывая ртом воздух, тяжело спотыкаясь, — сучья, колючие ветки острой проволокой цеплялись за ноги. Сзади вразброд каркали автоматы, но этот звук, угасая, скользил мимо сознания, кровь толчками стучала в висках, и единственное, что он твердо осознавал сейчас, было — прорвались в лес.

«Я вывел, кажется, я вывел людей», — подумал он, и вдруг пустынное безмолвие затопило все вокруг, сдавило его, как песчинку во тьме. Он не услышал топота ног, движения за собой: никто не бежал за ним. Позади никого не было. Он был один. Тогда, обдирая о кусты руки, он повернул обратно к опушке, где замолкли отдельные очереди, и, расслышав хруст кустов в темнеющем сумраке, вскинул автомат, прохрипел:

— Кто идет?

— Товарищ капитал? Я это… Вы куда? Там фрицы!

— Жорка?! Где остальные? Где остальные?

— Полегли под танками. Бежали за вами, а потом…

Они стояли, прерывисто дыша друг другу в лицо.

— Я искал Скляра. Я видел Скляра, — говорил Жорка. — Я бежал за вами. Он отдал сумку Бульбанюка. Вот смотрите. Я видел, как он… Он успел в лес.

— Где остальные? Не может быть! Прорвался же кто-нибудь?

— Я видел Скляра, я видел, — повторил Жорка и, настороженно прислушиваясь, тихонько добавил: — Товарищ капитан, нам идти надо…

— Не может быть! Прорвался же кто-нибудь! — с тоской повторял Ермаков. — Прорвался же кто-нибудь!..

— Я видел Скляра. Поискать бы его…

Было темно, их душила застоявшаяся горькая прель гнилых папоротников. Ермаков сказал чужим голосом:

— Да, идем…

— Подождите…

— Что?

— Говорят. Впереди говорят.

— Где говорят? Бредишь, Жорка? Идем!

— Подождите. Говорят. — Жорка весь напрягся, подался вперед и неожиданно негромко и внятно окликнул: — Скляр! — И позвал громче и решительнее: — Скляр! Сюда!

— Что ты слышишь, Жорка?

— Тихо, слушайте!

Оба замолчали, вслушиваясь в густую тишину черного леса, в слабый лепет капель среди мокрых листьев, — недалекие людские голоса донеслись до них и угасли.

— Скляр! — снова позвал Жорка, — Скляр, сюда! Скля-ар!

Молчание застыло между ними и теми голосами, что всплыли и оборвались в сырой чаще осеннего леса.

— Скляр! — уже в полный голос крикнул Жорка! — Сюда! Давай сюда, чудак! Это мы!