Том 1

Из-за перегородки показалась жена Ширяева Елизавета, сутулая, прежде времени увядшая женщина.

— И так тесно у нас, — сухо сказала она.

— Да вы посмотрите, жилец-то какой! — принялся расхваливать Антон. — Старший механик в эмтээс... Можно сказать, правая рука директора... всем машинам начальство. Премного довольны будете!

— Может, Павел Трофимыч, и впрямь пустите, — обратился Лощилин к Ширяеву. — Хотя бы на время. Я человек одинокий, спокойный... Не обременю. Да и за ценой не постою.

— Сказано же вам — не пускаем жильцов... — повторила Елизавета.

— Погоди, мать, — перебил ее Павел Трофимович, пристально оглядывая Лощилина. — А может, все-таки уважим человека... Пустим его в пристройку.

— Там же у нас Любовь ночует.

— Она сюда перейдет, в горницу. Ты как, Люба?

— Могу и в горницу, — согласилась дочь.

— Ну, вот и ладно, — поднялся Павел Трофимович и, не обращая внимания на жену, пригласил Лощилина осмотреть пристройку.

Через сени они прошли в маленькую бревенчатую комнатушку с одним окном.

Беглым взглядом окинув помещение, Лощилин заявил, что комната ему подходит, и спросил о цене.

— Ну вот и рядитесь, — сказал Антон. — А я пойду...

Плотно закрыв за Антоном дверь, Лощилин выдержал небольшую паузу, потом подошел к Ширяеву и протянул ему руку.

— Ну что ж, Павел Трофимыч, будем знакомы... Теперь уж как следует, прочно и надолго. — И, заметив настороженный взгляд Ширяева, усмехнулся: — Да вы не опасайтесь. Я и есть тот самый жилец, кого вы ожидали.

— Путаете вы чего-то, товарищ механик, — строго отозвался Ширяев. — Никого я не ожидал. Просто вхожу в ваше бесквартирное положение.

— Эге! А вы стреляный, видать, воробей. На мякине не проведешь. А я ведь вам привет привез.

— Это от кого же?

— От Силаева, Петра Никитича. Знаете такого?

— Встречались... доводилось!

— Ишь ты, «доводилось»! — ухмыльнулся Лощилин. — А он вам, кстати сказать, письмецо прислал.

Механик достал перочинный ножик, вспорол подкладку пиджака и извлек бумажный конверт:

— Полюбопытствуйте!

Павел Трофимович неторопливо нацепил на нос очки и, вскрыв конверт, принялся читать письмо.

Оно действительно было от заведующего райзо Силаева. Бывший земский агроном, с которым Ширяева связывала давняя дружба, писал, что в Кольцовку в качестве старшего механика МТС едет Николай Сергеевич Лощилин и его надо устроить на квартиру. «Человек он надежный, — писал Силаев, — и ему можно вполне довериться».

— Прочли? — спросил Лощилин. — Уразумели что-нибудь?

— Теперь другое дело, — облегченно передохнул Ширяев. — Меня Силаев давно предупреждал о вашем приезде. Ждал я вас.

— Ну, то-то же. — Лощилин взял из рук Ширяева письмо. — А писульку-то лучше похерить. — Он порвал письмо на мелкие клочки и, открыв дверцу печки-подтопка, бросил их на тлеющие угли.

Павел Трофимович пригласил Лощилина поужинать.

— Спасибо... Уже заправился у Осьмухиных. Но если, конечно, горячительное найдется — не откажусь ради встречи.

— Так милости просим в горницу.

— Нет, нет. Лучше здесь. Нам ведь и поговорить надо. С глазу на глаз.

Павел Трофимович принес бутылку мутноватой самогонки, закуску и два граненых стакана.

Выпив залпом стакан, Лощилин поморщился, понюхал корочку хлеба и в упор посмотрел на Ширяева:

— Ну-с, докладывайте, какие дела в Кольцовке?

Павел Трофимович ответил не сразу. Похвалиться ему особенно нечем, но кое-что он все же делает. Вот уже третий месяц, как его избрали членом правления артели и назначили бригадиром полеводческой бригады.

Председатель колхоза относится к нему с доверием, прислушивается к его советам, да и колхозники считаются с его мнением.

— Место вы заняли неплохое, это бесспорно, — заметил Лощилин, — а Силаев все же недоволен вами... Мало полезной отдачи от вашего положения. Что у вас с выходом из артели получилось?

Павел Трофимович отвел глаза в сторону:

— Вначале дело неплохо шло. Семей двенадцать пожелали выписаться. А потом сорвалось... отговорили их краснобаи.

— А с конюшней?

— Тоже удачно началось. В прошлом году сенокос так завалили, что коней на зиму почти без кормов оставили... Довели их до того, что хоть на веревках подвешивай. Да вот, на беду, этого губошлепа, старшего конюха Горелова, с поста сместили. И все через это самое... — Ширяев кивнул на бутылку с самогонкой.

— Значит, плохо людей в руках держите, — с досадой перебил его Лощилин. — Пригрелись вы на теплом местечке. Тишь у вас тут, гладь, божья благодать. Того гляди, и совсем в артельную веру переметнетесь.

— Это уж вы оставьте! — зло тряхнул головой Ширяев и, поднявшись из-за стола, заходил по комнате.

Вспомнилась ему доколхозная жизнь, ухоженные полосы земли в поле, сытые лошади и коровы, двое батраков, живших у него круглый год под видом родственников.

В тридцатом году над Ширяевым нависла угроза раскулачивания. Павел Трофимович бросился к районному начальству, отыскал своего давнего приятеля Силаева, заручился бумажками, что он является культурным крестьянином, поборником передовой агротехники, и угроза раскулачивания его не коснулась.