Том 1

В темноте борозду было почти не видно, и она включила фары. Тусклый желтоватый свет раздвинул темноту, осветил заросшее сорняками паровое поле, и Нюшка продолжала вести трактор.

Часа через два участок был допахан.

— Дня тебе мало? — удивилась Таня, слезая с сиденья над плугами. — Кто же ночью пашет? А если в яму угодишь или на камень наскочишь?

— А фары зачем? А глаза? — вопросом на вопрос ответила Нюша и побежала по вспаханному полю — проверила глубину вспашки, зачем-то потрогала землю руками, попрыгала на ней.

— А ей-ей, не плохо получается, — не скрывая радости, заговорила она, возвращаясь к трактору. — Не хуже, чем днем... А смотри, какой загон подняли. А что, если все машины так будут работать? В две смены. И днем и ночью. И в нашей эмтээс, и в соседней, и по всей стране. Ой, Танька, ты подумай только...

— Ну вот, понесло тебя, — отмахнулась подруга. — А может, нельзя ночью-то... Ты же не спросилась ни у кого.

— Это ничего... мы потом скажем. Тут, главное, самим проверить. Мы завтра обязательно попробуем...

Но на другой вечер, едва только она зажгла фары, к трактору подъехал на велосипеде Антон.

— Слезай, приехали! — приказал он. — Отставить эти забавы!

— Какие забавы? — удивилась Нюша.

Антон сказал, что о ночной пахоте уже узнали Лощилин с Репинским, вызвали его к себе и учинили ему разнос.

— Тут и днем поломок не оберешься, а ночью и совсем машины загробим. Да и не положено это, не по инструкции. Нигде так не пашут...

— Антоша, а ты сядь со мной. Пройдись разочек, — принялась уговаривать Нюша. — Трактор, он как днем идет... ровненько, хорошо.

— Ты эти штучки брось! — заорал Антон. — Бригадир я или кто?.. Почему через мою голову скачешь? Не желаю я из-за тебя нагоняи получать.

— Ах, вот как! На бригадира начальство серчает, — насмешливо бросила Нюша, выключая фары и сходя с трактора. — Ладно, Антоша, не переживай. Сама к начальству схожу.

Утром выбраться в МТС Нюша не сумела, а к вечеру оттуда доставили в полевой стан напечатанное на машинке распоряжение.

— «В целях сохранения машинного парка, — прочел раздельно Антон и покосился на Нюшу, — категорически запретить использование тракторов в ночное время».

— А также запереть их на замок и никуда не выпускать, — в сердцах буркнула Нюша. — Совсем целехоньки будут. — И она бросилась к вагончику-общежитию.

Ее догнал Антон.

— Теперь понимаешь, что я не зря вчера на тебя нашумел, — миролюбиво заговорил он. — Кремневое у нас начальство, ничем не проймешь. А ты не журись... Зачем нужна тебе эта ночная морока? Смотри вот. — Антон протянул Нюше районную газету.

В ней была напечатана заметка о смелом почине тракторной бригады Антона Осьмухина, начавшей по-новому заправлять тракторы водой и горючим. Упоминалась в заметке и Нюша Ветлугина.

— Все с моих слов написано, — пояснил Антон. — Тут на днях корреспондент приезжал... Я ему и обрисовал положение. Видала, как я тебя поднимаю...

— За смелость трактористу Пескову спасибо скажи... из Дубняковской эмтээс, — сказала Нюша и поспешно сунула газету Антону в руки. — Возьми себе... Можешь хоть на стенку наклеить. А мне она ни к чему...

Разделавшись с пара́ми и отогнав трактор в МТС, Нюша вернулась домой.

В колхозе начинался сенокос, и она вместе с матерью решила пойти в косари.

— Да вы же косы держать не умеете! — засмеялся Горелов. — Ноги себе порежете. Вот я вам покажу работку... за троих накошу и высушу.

— Куда тебе, — махнула рукой Аграфена. — Ты же теперь человек служивый, кладовщик...

— А я отпуск возьму.

И верно, получив в МТС двухнедельный отпуск, Горелов тоже записался в бригаду косарей.

Утром чуть свет Аграфена с дочерью и мужем вышли на луг.

Василий Силыч оглядел косарей — их собралось совсем немного — и покачал головой.

— Вы что, народ забыли оповестить? — недовольно спросил он бригадиров.

— Как можно, — пояснил Ширяев. — Еще с вечера всех обошел... обещались с зорькой подняться.

Председатель распорядился начинать работу.

Аграфена с Нюшкой присоединились к группе женщин, Горелов встал за лучшим косарем бригады Игнатом Хорьковым.

Часа полтора он косил старательно, размашисто и не отставал от Хорькова. Но потом стал все чаще посматривать на солнце, припадать к жбану с водой или, нагнувшись, собирал в траве спелую землянику. Неожиданно из-под его косы выпорхнули две молодые перепелки и с жалобным писком побежали через луг. Горелов бросил косу и с криком: «Братцы! Лови их!» — кинулся догонять птиц.

Колхозники с сожалением посмотрели на него и продолжали косить.

Бегал Горелов долго, швырял в птиц фуражкой, кричал, улюлюкал, но так и не поймал. Когда он вернулся, его рядок был уже занят другим косцом, и ему пришлось встать позади всех. Но и здесь работа не ладилась: то Тихону казалось, что у него совсем затупилась коса, то вновь его прельщала земляника, то, разворотив осиное гнездо, он долго отмахивался от сердитых ос. Тихона уже догоняли косари, шедшие по второму кругу, и озорно кричали:

— Э-и-й! Подбирай пятки!.. Ходу давай!

К мужу подошла Аграфена.