Когда Степа вернулся обратно в поле, он застал здесь такую картину. Несколько стариков во главе с Анисимом Безугловым с огромными желтыми лукошками на животах степенно шагали по земле и засевали вручную Митин участок.
Старики, как по команде, припадали на правую ногу, размашисто взмахивали правой рукой, и зерно, просвечивая на солнце золотистым дождем, падало на землю.
К Степе подбежали девчата.
— Видал? — чуть не плача сообщила Нюшка. — Мы ж им говорили... Не пускали их. А они словно осатанели.
Степа бросился навстречу старикам.
— Деды! Анисим Иваныч! — закричал он. — Уймитесь! После трактора и ручной сев! Это же на всю округу конфуз!
— Конфуз конфузом, а земля-то черствеет, — остановившись, рассудительно сказал Анисим. — А ты, Степан, не мешай нам — так народ желает.
— Не отступимся, бригадир! — зашумели старики.
— Все сроки уходят!
— На метесе надейся, а хлебушко сей!..
И они, мерно размахивая руками, вновь зашагали друг за другом.
«Темна вода... Никакого толку не добьешься», — вспомнил Степа слова Василия Силыча об МТС и не стал больше удерживать стариков— пусть сеют. Вернулся к девчатам и, заметив их недоуменные взгляды, сказал:
— Семь бед — один ответ... Раз такое дело — давайте и мы за работу. Зерно-то закрывать надо.
И Степа повел девчат на конюшню. Они нашли хомуты, веревочные постромки, запрягли в бороны лошадей и пригнали их в поле. Прошли в один след по засеянному стариками участку, закрыли зерно, потом принялись бороновать вспаханные тракторами другие загоны. А после полудня к озимому клину колхозники пригнали лошадей, запряженных в плуги. Степа насчитал четырнадцать упряжек.
— Принимай подмогу, бригадир! — крикнул ему Игнат Хорьков.
Степа показал колхозникам свободный участок, и они принялись пахать землю.
Застоявшиеся за лето лошади легко потянули однолемешные плуги...
А еще через час на дороге показался эмтээсовский «газик». Он остановился около свежей парящей борозды, и из него вылезли Репинский и Лощилин. Навстречу им, держась за поручни плуга, шел Степа Ковшов. Он был босой, без ремня, рубаха на спине потемнела от пота, лицо взмокло.
— Картина, достойная кисти художника, — раздраженно заговорил Репинский, останавливая Степину лошадь. — Колхозный бригадир, секретарь комсомольской ячейки, передовой как будто человек — и ходит босиком за конным плугом. Да понимаете, что вы делаете?
— Пашу землю, — улыбаясь, ответил Степа. — И вроде неплохо получается...
— Государство двинуло на крестьянские поля передовую технику, а вы запрягли сивку-бурку... Позорите нашу эмтээс.
— Не рано ли вы лошадей в архив списали? — сказал Степа, вытирая рукавом взмокшее лицо. — Смотрите, как они работают. Совсем неплохое подспорье машинам.
— А вам известно, что между эмтээс и вашим колхозом подписан договор? — спросил Лощилин. — Вся артельная земля должна быть обработана только нашими тракторами. Почему же вы срываете нам производственный план?
— А вот в колхозе так говорят: «На эмтээс надейся, а хлебушко сей». Люди же в вас веру теряют...
— Вы антимеханизатор, Ковшов, — вскипел Репинский. — Да, да, антимеханизатор с комсомольским билетом! Я уже давно получаю сигналы, что вы настраиваете людей против техники, поддерживаете отсталые мужицкие настроения...
— Я... против техники? — опешил Степа.
— И я требую, чтобы вы немедленно прекратили эту демонстрацию. — Репинский показал на пашущих лошадей. — Иначе я вынужден буду принять меры...
Стиснув челюсти, Степа обвел взглядом поле. Остановив лошадей, пахари издали смотрели на него и Репинского, словно хотели услышать и вмешаться в их разговор. И Степа знал, что бы они сказали... Он зачем-то снял с плеча ремень, подпоясался и расправил сборки рубахи. Потом упрямо мотнул головой:
— Согласен! Принимайте меры! Сообщайте куда угодно! Только по-честному. И обо всем! А пахать и сеять мы все-таки будем. — И, взявшись за поручни плуга, Степа тронул лошадь.
Широкий пласт спелой, дурманно пахнущей земли, рассыпаясь и крошась, пополз через отвал.
Репинский с Лощилиным сели в «газик» и помчались в МТС.
— А вы, Анатолий Лаврентьевич, правильно разгадали Ковшова — антимеханизатор он. И двух мнений не может быть, — вполголоса сказал механик, ловко объезжая канаву на дороге. — Да и Хомутов с ним заодно. И знаете, куда он сегодня поехал? В район. Собрал под заявлением подписи колхозников и хочет добиться освобождения от эмтээс.
— Что?!
— Вот именно — освобождения... За полный возврат к конной тяге... Да здравствует, так сказать, сивка-бурка. Да вы сами видели — Ковшов уже почин сделал. Что ни говори, а мужицкий заквас сказывается.
...В этот же день из Кольцовской МТС за подписью Репинского районному прокурору была передана телефонограмма:
«Бригадир колхоза «Передовик» Ковшов — он же секретарь комсомольской ячейки — выступает против механизации, срывает план тракторных работ. В бригаде Ковшова обнаружено вредительство машин».
СЛЕД НА ДОРОГЕ
В сумерки с четырьмя подводами зерна вернулся из района Василий Силыч. Разгоряченные, взмыленные лошади остановились около амбара, и колхозники окружили подводы.