Том 1

— Здравствуйте, дядя Егор! — невпопад сказал Степа.

— Здорово, храбрец-удалец! Только мы будто встречались сегодня... — не очень любезно ответил Рукавишников. — Если ты к Шурке, так проходи мимо. Нечего к нему.,,

Степа растерянно затоптался на месте. На крыльцо вышел Матвей Петрович,

— Ладно, Егор, — обратился он к брату. — Смени гнев на милость. Надо же нам еще одного арестованного послушать. Ну-ка, Степа, расскажи, как вы вчера погуляли.

— Знаешь, что про нас плетут? — хмуро сказал Шурка, когда Степа подошел ближе. — Будто мы оси подпиливали...

— Какие оси?

— У телеги Никиты Еремина. И оси и оглобли... — Шурка передал все, что узнал от отца.

Степа побледнел. Так вот почему мужики так свирепо расправились с ребятами! Глупые они, караси-окуни, попались-таки на приманку, И неужели все это сделал Уклейкин? Недаром он сбежал раньше других. Но зачем ему это все понадобилось?.. А может, тут замешан Филька Ковшов?

— Что, крестничек, молчишь? — подозрительно покосился на Степу Шуркин отец.

— Матвей Петрович! Дядя Егор! — возбужденно заговорил Степа. — Слово даю... комсомольское! У нас и в мыслях такого не было, чтобы оси... — Он умолк и зачем-то оглянулся по сторонам. — Это, наверно, Филькина работа. Он мне давно сказал: «Выживу я тебя из дома».

— А Уклейкин ему помогал, — подхватил Шурка. — Вот это верно... Недаром он нас все подзуживал телеги катать... Ну погоди же, Рыжий глист! — И он с силой толкнул ногой отпиленный березовый кругляк.

Матвей Петрович посмотрел на брата:

— Слышишь, Егор! Все это, возможно, не так-то просто. Слишком ты легко Еремину доверился и зря ребят в хулиганы записал. Мне думается, что они не врут, Я в свое время тоже телеги катал, но пакость зачем же делать,,,

— Вот и я говорю ему! — пожаловался на отца Шурка, подмигивая Степе. — А он разошелся, все уши мне пообрывал. А теперь вот еще под арестом держит. Две недели от дома не отлучись и с ребятами не знайся.

Егор озадаченно покрутил головой.

— Скажи на милость, какую паутину раскинули! А мы в нее как мухи попались... — И он кивнул сыну: — Ладно, снимаю с тебя наказание. Только от Ереминых держись подальше — не ровен час, опять заарканят.

Потом дядя Егор обратился к Степе:

— А у тебя, крестник, какие дела дома?

— Ухожу я от дяди, — помолчав, вполголоса признался Степа.

— Да-да, слышал уже об этом, — нахмурился Шуркин отец. — Танька сегодня жаловалась... Не к месту ты, видно, пришелся, коммунаров сын... поперек горла родному дяде стал. Только вот зачем же в город уходишь? На кого сестренку бросаешь?

Отвернувшись, Степа молчал. Над его головой стремглав пронеслась ласточка и юркнула под застреху. «Вот и у нее есть гнездо, — подумал он. — А где же мое гнездо, мой дом?»

— Понимаю... Ни стипендии у тебя, ни угла. И у дяди жить невмоготу!.. Матвей, ты слышишь? — обратился Егор к брату. — Парень гол как сокол, можно сказать — первый бедняк на селе, а ему никакого пособия. Что ж это у вас за порядки такие в школе?

Матвей Петрович признался, что порядки действительно странные. Сколько он ни доказывал директору школы, что необходимо пересмотреть списки стипендиатов, Савин отвечает одно и то же: изменить ничего невозможно. В районе же директора всячески поддерживают. Прямо какая-то круговая порука.

— А может, нашей бедноте в это дело вмешаться? — спросил Рукавишников. — У нас глаз острый, мы многое что в деревне примечаем.

Учитель обрадовался — это было бы очень кстати. Он и сам уже думал об этом.

Матвей Петрович подозвал к себе Степу и попросил его написать директору школы заявление.

— О чем, Матвей Петрович?

— Напиши, что ушел от дяди и нуждаешься в стипендии. Заявление передашь мне.

На другой день утром к Ковшовым зашел директор школы. В деревне знали, что Савин посещал крестьянские избы только в том случае, когда кто-нибудь из ребят совершал в школе лихую проделку. Разговор с родителями у него обычно был короткий, решительный. После ухода директора ученик получал хорошую порку и наутро вел себя в школе тише воды, ниже травы.

Илья Ефимович был не на шутку встревожен посещением директора.

«Неужели Филька что-нибудь набедокурил? — подумал он. — Да нет, не должно. Это, верно, по поводу Степки».

Встретив Савина на крыльце и введя его в дом, Илья Ефимович кивнул жене на самовар.

— Увольте, Илья Ефимович, не охотник до чаепитий, — предупредил Савин и, покосившись на жену Ковшова, вполголоса добавил: — Кое о чем поговорить надо.

Савин снял полотняную фуражку, вытер платком взмокший лоб, на котором от фуражки остался красный след.

— Недоволен я вами, Илья Ефимович, — сухо сказал он.

— Каюсь, Федор Иванович, просмотрел.:, совсем исхулиганился племянник,., Не сумел его к рукам прибрать.

— Не о том речь, — поморщился Савин. — Вы куда племянника устроить собирались? В город, в мастерскую?

— К тому, кажется, и дело идет. Вчера сам мне заявил, что думает уходить.

— Могу сообщить, что он уже ушел от вас, — насмешливо сказал директор. — Только не в город, а в школьный интернат.

— Как — в интернат?