Напрягая последние силы, он спустился в лощину, потом одолел подъем в тщетной надежде найти здесь, на равнине, хоть каплю влаги, но увидел перси собой лишь соляную пустыню и цепь неприступных гор вдали. И нигде ни дерева, ни кустика, ни признака воды! В этом необозримом пространстве для него не было ни проблеска надежды. Диким, растерянным взглядом он посмотрел на север, потом на восток и запад и понял, что его скитаниям пришел конец, — здесь, на голой скале, ему придется встретить свою смерть. «Не все ли равно, здесь или на пуховой постели лет через двадцать пять», — пробормотал он, собираясь сесть в тень возле большого валуна.
Но прежде чем усесться, он положил на землю ненужное теперь ружье и большой узел, завязанный серой шалью, который он нес, перекинув через правое плечо. Узел был, очевидно, слишком тяжел для него, — спустив с плеча, он не удержал его в руках и почти уронил на землю. Тотчас раздался жалобный крик и из серой шали высунулись сначала маленькое испуганное личико с блестящими карими глазами, потом два грязных пухлых кулачка.
— Ты меня ушиб! — сердито произнес детский голосок.
— Правда? — виновато отозвался путник. — Прости, я нечаянно.
Он развязал шаль; в ней оказалась хорошенькая девочка лет пяти, в изящных туфельках, нарядном розовом платьице и полотняном переднике; все это свидетельствовало о том, что ее одевала заботливая мать. Лицо девочки побледнело и осунулось, но, судя по крепким ножкам и ручкам, ей пришлось вытерпеть меньше лишений, чем ее спутнику.
— Тебе больно? — забеспокоился он, глядя, как девочка, запустив пальцы в спутанные золотистые кудряшки, потирает затылок.
— Поцелуй, и все пройдет, — важно сказала она, подставляя ему ушибленное место. — Так всегда делает мама. А где моя мама?
— Она ушла. Думаю, ты скоро ее увидишь.
— Ушла? — переспросила девочка. — Как же это она не сказала «до свиданья»? Она всегда прощалась, даже когда уходила к тете пить чай, а теперь ее нет целых три дня. Ужасно пить хочется, правда? Нет ли здесь воды или чего-нибудь поесть?
— Ничего тут нет, дорогая. Потерпи немножко, и все будет хорошо. Положи сюда голову, тебе станет лучше. Нелегко говорить, когда губы сухие, как бумага, но уж лучше я тебе скажу все, как есть. Что это у тебя?
— Смотри, какие красивые! Какие чудесные! — восторженно сказала девочка, подняв два блестящих кусочка слюды. — Когда вернемся домой, я подарю их братцу Бобу.
— Скоро ты увидишь много вещей куда красивее этих, — твердо ответил ее спутник… — Ты только немножко потерпи. Вот что я хотел тебе сказать: ты помнишь, как мы ушли с реки?
— Помню.
— Понимаешь, мы думали, что скоро придем к Другой реке. Не знаю, что нас подвело — компас ли, карта или что другое, только мы сбились с дороги. Вода наша вся вышла, сберегли мы каплю для вас, детишек, и… и…
— И тебе нечем было умыться? — серьезным тоном перебила девочка, глядя в его грустное лицо.
— Да, и попить было нечего. Ну вот, сначала умер мистер Бендер, потом индеец Пит, а за ним миссис Мак-Грегор, Джонни Хоунс и, наконец, твоя мама.
— Мама тоже умерла! — воскликнула девочка и, уткнув лицо в передничек, горько заплакала.
— Да, малышка, все умерли, кроме нас с тобой. Тогда я решил поглядеть, нет ли воды в этой стороне, взвалил тебя на плечи, и мы двинулись дальше. А тут оказалось еще хуже. И нам теперь и вовсе не на что надеяться.
— Значит, мы тоже умрем? — спросила девочка, подняв залитое слезами лицо.
— Да, видно, дело к тому идет.
— Что же ты мне раньше не сказал? — обрадовалась она. — Я так испугалась! Но когда мы умрем, мы же пойдем к маме!
— Ты-то, конечно, пойдешь, милая.
— И ты тоже. Я расскажу маме, какой ты добрый. Наверное, она встретит нас на небе в дверях с кувшином воды и с целой грудой гречишных лепешек, горяченьких и поджаристых, — мы с Бобом так их любили! А долго еще ждать, пока мы умрем?
— Не знаю, должно быть, недолго. — Он не отрываясь смотрел на север, где на самом краю голубого небосвода показались три темные точки. С каждой секундой они становились все больше и все ближе и вскоре превратились в трех крупных коричневых птиц, которые медленно покружили над головами путников и уселись на скале чуть выше них. Это были сарычи, хищники западных равнин, их появление предвещало смерть.
— Курочки, курочки! — радостно воскликнула девочка, указывая на зловещих птиц, и захлопала в ладошки, чтобы они снова взлетели. — Послушай, а это место тоже создал бог?
Неожиданный вопрос вывел его из задумчивости.
— Конечно!
— Он создал Иллинойс, и Миссури тоже он создал, — продолжала девочка. — А это место, наверное, создал кто-то другой и забыл про деревья и воду. Тут не так хорошо, как там.
— Может, помолимся? — неуверенно предложил ее спутник.
— Но мы же еще не ложимся спать, — возразила девочка.
— Это ничего. Конечно, еще не время для молитвы, но бог не обидится, ручаюсь тебе. Прочти те молитвы, что ты всегда читала на ночь в повозке, когда мы ехали по долинам.
Девочка удивленно раскрыла глаза.
— А почему ты сам не хочешь?