Том 1

Жизнь каждого человека — это путь к себе самому, попытка найти этот путь, нащупать тропинку. Ни один человек никогда не был до конца самим собой, но каждый стремится к этому: кто бессознательно, кто осознанно, каждый, как может. Каждый несет на себе следы своего рождения, слизь, остатки скорлупы из первобытного мира, несет до самого конца. Иной вообще не становится человеком, остается лягушкой, ящерицей, муравьем. Другой напоминает человека только верхней своей половиной, а нижней подобен рыбе. Но каждый — попытка природы сделать человека. У всех нас общее происхождение, общая праматерь, все мы вышли из одного чрева, но любой из нас, выброшенный из неведомых глубин, стремится к своей цели. Мы можем друг друга понять, но объяснить себя может каждый лишь сам.

Глава первая ДВА МИРА

Я начну свою историю с одного события, которое произошло, когда мне было десять лет и я ходил в латинскую школу нашего городка.

Много ароматов веет мне навстречу из тех времен, многое вновь наполняет душу болью или сладким ужасом: темные переулки, светлые дома и купола, бой часов, лица людей, комнаты, полные уюта и женского тепла, комнаты, которые наполнены тайной и вызывают дрожь при мысли о привидениях. Я ощущаю запах теплой тесноты, кроликов, служанок, домашних лекарств и сушеных фруктов. Там встречались два мира, с противоположных полюсов сходились день и ночь.

Первый мир — это был мой родной дом или даже еще меньше, — в сущности, только мои родители. Этот мир я достаточно хорошо знал: мать и отец, любовь и строгость, школа и хорошие примеры. Мягкий блеск, ясность и чистота были в этом мире, спокойная приветливая речь, вымытые руки, чистая одежда, благопристойные манеры. Здесь пели утренний псалом, здесь праздновали Рождество. В этом мире были прямые линии и прямые пути, ведущие в будущее, долг и обязанности, нечистая совесть и исповедь, прощение и добрые намерения, любовь и уважение, Библия и мудрость. Надо было оставаться в этом мире, и тогда жизнь была бы ясной и чистой, прекрасной и упорядоченной.

Но и другой мир начинался в нашем доме и был совсем иным, с другими запахами и речами, другими обещаниями и потребностями. В этом другом мире жили служанки и ремесленники, истории с привидениями и скандальные слухи, пестрый поток чудовищных, манящих, страшных и таинственных вещей: бойня, тюрьмы, пьяные мужчины и визжащие женщины, рожающие коровы, загнанные лошади, рассказы о взломах, убийствах и самоубийствах. Этими прекрасными и жестокими, дикими и ужасными вещами было полно все вокруг: в соседнем переулке, в соседнем доме, полицейские и бродяги появлялись всюду, пьяные били жен. Толпа молодых девушек выплескивалась каждый вечер из фабричных ворот, старухи могли тебя заколдовать — и ты заболевал, в лесу скрывались разбойники, а жандармы ловили поджигателей — всюду ощущался терпкий запах этого другого, жесткого мира, всюду, только не там, где жили мать и отец. И это было очень хорошо. Это было замечательно — то, что здесь, у нас, царили мир, порядок и спокойствие, долг и чистая совесть, прощение и любовь, — но замечательным было и то, что существовало нечто другое — громкое, резкое, мрачное и грубое, от чего можно было спастись и одним прыжком оказаться подле матери.