Ночью Сережа часто просыпался и вскакивал: ему казалось, что он слышит под окошком мамины шаги. Когда он отлучался ненадолго днем, он подходил к дому с надеждой: а вдруг мама уже вернулась и ждет его?..
Иван Кузьмич каждый вечер заявлял, что они поедут завтра. Но уж на этот раз как будто было решено окончательно ехать завтра.
Сережа стоял лицом к лесу. Ухо уже привыкло к звуку выстрелов, но было странно думать, что фронт так близко, прямо за этим большим лесом, на другой его опушке. Может быть, бой идет сейчас именно в том месте, на просеке около реки, куда они ходили за грибами летом.
Неужели там, на другом берегу реки, немцы?
Наши войска отступили и занимали теперь укрепленные позиции у Белькова и Семенова, чтобы не пустить немцев в город.
Между Дубровкой и немцами оставалась только часть, которой командовал Владимир Николаевич. Она должна была задерживать немцев как можно дольше, чтобы дать возможность другим спокойно отойти, перегруппироваться и укрепиться на новом месте.
Два дня шли бои у реки. Немцы по нескольку раз в день бросались в атаку, но были отбиты.
О боях Сережа узнал от раненого красноармейца, проходившего утром через деревню. Красноармеец прибавил с гордостью, что майор Курагин — это такой командир, что если ему приказано задерживать, он и будет задерживать, не отступит…
«Потому он и сказал тогда, что дни у него будут торжественные! Надел свои парадные рукавицы и уехал…»
Сережа смотрел на зимний, сквозистый лес. Если бы можно было увидеть, что делается там, за лесом, у реки…
Резкий, нарастающий гул и свист. Немецкий самолет с черной свастикой пролетал низко над деревьями. Самолет уже не был виден, когда Сережа услышал разрывы бомб и треск пулемета.
Совсем близко, где-то здесь, в лесу… Взрывы толкали землю и воздух. Потом все затихло.
Сережа хотел идти домой, но вспомнил, зачем он пришел, набрал сена в сарае и вытащил мешок на дорогу. Перед тем как закинуть его себе на спину, он еще раз обернулся в сторону леса.
Что-то темное мелькало между деревьями и приближалось очень быстро. Кто-то скакал на лошади и не по дороге, кажется, а просто так. Вот на минуту скрылся за частым кустарником… И когда выехал на опушку, Сережа узнал всадника и побежал к нему.
По-видимому, лошадь скакала сгоряча. Теперь было заметно, что она хромает: она замедлила шаг, припадая на переднюю ногу, и наконец остановилась.
Яркие красные пятна на снегу…
— Владимир Николаевич!
Он почти лежал на шее лошади. Поднял голову и смотрел на Сережу не узнавая. Лицо его было какое-то растерянное и бледное, и заметно дрожал подбородок.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он удивленно.
— Владимир Николаевич, вы куда едете?
— Зацепило меня… Здесь, в овражке, наши санитары… были! — У него сильнее задрожал подбородок. — Ничего там теперь не осталось!.. Лошадь понесла, не смог с ней справиться.
Он качнулся, хватаясь левой рукой за гриву лошади.
— Вы сильно ранены?
— Достаточно… Мне еще сейчас добавило. Постой, куда же я еду? Это Дубровка там?
— Да, да!
Сережа взял лошадь под уздцы. Она сделала несколько шагов по направлению к деревне, хромая все больше и больше.
— Владимир Николаевич, она не дойдет до деревни!
Сережа огляделся.
— Давайте хотя бы до сарая дойдем… Здесь сарай в лесу, на опушке… Совсем близко… Владимир Николаевич!
— Сарай? Ага, хорошо…
Сережа тянул, подталкивал, понукал лошадь. Она чуть не упала, переступая порог, и остановилась, вся дрожа, посредине сарая.
— Вот теперь можно слезать.
— Слезть не смогу. Смогу только упасть. И потеряю сознание. Учти. До чего ж падать высоко!..
Он зажмурился.
Сережа взбил высокой копной кучу сена, лежавшую в углу, с трудом подвел к ней лошадь.
— Сними все, что на мне навешано… Стремя… не могу шевельнуть ногами.
— Вы куда ранены?
Владимир безнадежно махнул рукой:
— Всюду… Налево нужно слезать.
Упав на рыхлое сено, охнул и закрыл глаза.
Сережа разровнял и примял сено кругом него. Боясь, что лошадь упадет, он вывел ее из сарая. Она тут же свалилась и захрипела.
Когда Сережа вернулся, Владимир спросил сквозь стиснутые зубы:
— Что там с ней?
— Она упала, бьется и хрипит. Она еще в бок ранена.
— Достань наган.
Сережа, недоумевая, вынул револьвер из кобуры.
— Стрелять умеешь?
— Умею.
— Стреляй в ухо.
Сережа не двинулся с места. Владимир досадливо дернул щекой.
— Ну, что ты на меня смотришь, чудак? Я еще в здравом уме. Лошадь пойди пристрели!
— Так давайте я сначала посмотрю, что с вами…
— Ты со мной дольше провозишься. Что же она будет мучиться?.. А ну пойди, сделай быстро!
Выстрел раздался ровно через столько времени, сколько потребовалось, чтобы погладить лошадь по шее и сказать ей несколько ободряющих слов.
Сережа положил револьвер на порог и стал тщательно мыть руки снегом. И в рот напихал полную горсть, чтобы хоть немного успокоиться. Он вернулся в сарай, вытирая платком руки.
Владимир сказал:
— Спасибо. Я вижу, ты настоящий мужчина. И руки вымыл… Значит… санитарному делу… обучался… Что такое индивидуальный пакет… знаешь?
— Знаю.