Том 1. Арканзасские трапперы. Искатель следов

— Вы поступили как сумасшедший, пробудив уснувшую было ненависть этого тигра… Красный Кедр во что бы то ни стало постарается погубить вас… Я давно знаю этого негодяя. Но все это еще сравнительно пустяки, а вы, кроме того, сделали кое-что еще и похуже этого…

— Что такое?

— Ради чего это, безрассудная вы голова, вместо того, чтобы держаться настороже и молча наблюдать за своими врагами, так неосторожно, из-за одной только удали, открыли вы им свои карты?

— Я не понимаю вас.

— Брат Амбросио такой же негодяй, как и Красный Кедр, но только другого пошиба… Мне даже кажется, что он будет, пожалуй, еще похуже охотника за скальпами: последний действует открыто и, следовательно, с ним знаешь, чего держаться — вся его личность носит отпечаток его гнусной душонки. Ваш же поступок с братом Амбросио не только неосторожен, но в высшей степени даже и опасен… Этот человек всем обязан вашей семье, и он вам никогда не простит, что вы так открыто сняли с него маску. Берегитесь, дон Пабло, своим поступком вы сразу приобрели себе двух неумолимых врагов, тем более опасных, что теперь им незачем щадить вас.

— Да, это правда, — сознался молодой человек, — я поступил очень опрометчиво! Но меня, право, нельзя очень строго судить за это! Когда я увидел этих двух негодяев, когда я от них же самих узнал о том, какие они совершили преступления, когда узнал я, какие они замышляли козни против нас, я не мог больше сдержать себя и вошел в ранчо… Остальное вам известно.

— Да, да, кучиллада удалась отлично… Что и говорить, негодяй заслужил этот крест, но только я боюсь, как бы крест, который вы так ловко нарисовали у него на лице, не обошелся вам слишком дорого.

— Бог милостив! Вы знаете пословицу: Cosa que по tiene remedio, olvidarla es lo mejor[84]. Только бы удалось спасти моего отца, и я был бы совершенно счастлив… Но я все-таки, на всякий случай, буду теперь держаться поосторожнее.

— А еще вы ничего не узнали?

— Узнал. Гамбусинос Красного Кедра расположились лагерем невдалеке от нас. Я точно знаю, что их главарь намерен отправиться в путь самое позднее завтра.

— О-о! Так скоро! Значит, надо и нам поскорее устраивать засаду, чтобы узнать, по какой дороге они отправятся…

— Когда же мы едем?

— Сейчас.

Затем все трое занялись сборами к отъезду. Оседлали лошадей, наполнили водою небольшие козьи мехи, которыми запасался каждый путешественник в этой безводной стране.

Через несколько минут охотники уже сидели на лошадях.

В тот момент, когда они уже готовы были покинуть поляну, послышался шорох, ветви раздвинулись, и показался индеец.

Это был Единорог, великий вождь команчей.

Увидев его, путешественники спрыгнули с лошадей и замерли в выжидательной позе.

Валентин один отправился навстречу к индейцу.

— Добро пожаловать, брат мой, — сказал он. — Зачем вождю нужно меня видеть?

— Он хочет видеть лицо друга, — отвечал вождь кротким голосом.

Затем оба они церемонно поклонились друг другу по индейскому обычаю.

Проделав эту церемонию, Валентин заговорил первым.

— Пусть мой брат подойдет к огню и выкурит трубку мира со своими белыми друзьями, — сказал он.

— Хорошо, — отвечал Единорог и, подойдя к костру, присел на корточки по-индейски, вынул трубку из-за пояса и начал молча курить.

Охотники, видя, какой оборот принимает это неожиданное посещение, привязали своих лошадей и снова уселись вокруг костра.

Так прошло несколько минут. Охотники не прерывали молчания и ждали, пока индейский вождь сам объяснит им причину своего прихода.

Наконец Единорог выбил пепел из трубки, заткнул ее за пояс и, обратившись к Валентину, сказал:

— Мой брат отправляется на охоту за бизонами? В этом году их очень много в прерии по Рио-Хила.

— Да, — отвечал француз, — мы едем на охоту. Мой брат тоже хочет ехать вместе с нами?

— Нет. Мое сердце печально.

— Я не понимаю вождя, уж не случилось ли с ним какое-нибудь несчастье?

— Разве мой брат не понял, или я, может быть, ошибся?.. Неужели мой брат в самом деле любит только одних бизонов, мясо которых он ест, а шкуры продает в городах?

— Пусть мой брат говорит яснее, тогда и я постараюсь как следует ответить ему.

На минуту снова воцарилось молчание. Индеец, казалось, сильно призадумался, ноздри его раздувались, и черные глаза бросали молнии.

Охотник спокойно ожидал продолжения этого разговора, цель которого была ему пока еще не совсем ясна.

Наконец Единорог поднял голову — взгляд его был совершенно спокоен, а голос тих и мелодичен.

— Зачем Кутонепи притворяется, будто не понимает меня? — сказал он. — Воин не должен иметь раздвоенного языка. Чего не может сделать один человек, то могут сделать двое… Пусть брат мой говорит, уши его друга открыты.

— Мой брат хорошо сказал, и я сейчас исполню его желание… Охота, на которую я собираюсь, очень серьезна… Я хочу спасти женщину одного цвета со мной, но что может сделать один человек?

— Кутонепи не один, с ним едут две лучших пограничных винтовки. Но зачем говорит мне это бледнолицый охотник? Разве я не знаю, что он великий воин? Или, может быть, он сомневается в дружбе Хабаутцельце, великого вождя команчей?