Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель

Так минули годы без всякой пользы и радости для меня, за исключением наших редких встреч с Гераром, когда мы бродили вдвоем по окрестным просторам или проказничали. Герару волей-неволей приходилось скорняжничать, а мне — овладевать рыцарским искусством, как мне представлялось, никчемным и ненужным.

Когда мне исполнилось семнадцать лет, старик Онфруа, решив, что сыну довольно бить баклуши, вознамерился отправить меня ко двору герцога Вильгельма, дабы тот сделал меня своим оруженосцем. Я страдал: какая безотрадная участь. А отец только ворчал да приговаривал:

— Предупреждаю тебя, уж у герцога-то скучать тебе будет несподручно! Вставать придется с первыми петухами, а ложиться — затемно, так что считать ворон не останется времени: будешь холить лошадей, подавать на стол, повсюду сопровождать своего сеньора — и в мирное время, и в военное, и на охоте, и на приемах, так что только успевай! Жизнь наших слуг — чистая малина по сравнению с тем, что ожидает тебя, но уж герцог-то сделает из тебя настоящего мужчину.

Отец мой нисколько не боялся, что герцог откажет ему и не примет меня на службу, хотя род наш был далеко не именитый. Напрасно я тешил себя надеждой, что герцог откажет отцу. Мне бы следовало помнить, что однажды в Лилльбоннском лесу отец мой одним ловким ударом меча поверг разъяренного кабана, буквально вырвав герцога из его страшной пасти. Такое настоящие охотники не забывают никогда! Больше того: когда мятежные сеньоры замыслили покушение на жизнь юного герцога, отец мой был одним из первых, кто примчался тогда в Фалез[36] и встал на его защиту. В третий раз он спас ему жизнь в жестокой битве при Валь-эс-Дюне. И благородный герцог возвысил его неслыханно. Однако Онфруа как был, так и остался деревенщиной: высочайшие почести, к коим он не привык, оказались ему не по душе, и на сердце у него часто становилось муторно. Будучи не в силах вести суетную жизнь при дворе, он отказался от всех благ, сказался недужным и отбыл в родной Реньевиль, полагая, однако, что герцог не преминет со временем призвать его к себе снова. Но герцог, казалось, забыл своего верного вассала — ни из Кана, ни из Фалеза, ни из Руана так и не пришло никаких вестей. И теперь я с ехидством надеялся, что государь наш про него не вспомнит.

Перед тем как отбыть ко двору герцога, отец назначил мне испытательный срок, хотя к тому времени я уже изрядно поднаторел в ратном деле, и он подарил мне за это коня и новенькие доспехи. Грусть моя была безмерна, ибо она усугублялась печалью расставания с другом, терзавшей и Герара. Обнявшись, мы плакали на плече друг друга. Расставание наше было горьким, потому как нам казалось, что мы больше никогда не свидимся. Но в самый день отъезда, когда я со щемящим сердцем прощался с матушкой — жалея меня, она силилась сдержать слезы, — мы вдруг услыхали неистовый топот конских копыт и пронзительные крики — то был Герар:

— Возьмите меня! Христа ради, возьмите меня с собой, сеньор Онфруа! Я покинул отчий дом, чтобы быть рядом с Гуго, вашим сыном, я тоже хочу стать воином. Неужто герцог откажет мне?

Старый Онфруа улыбался беззубым ртом. Но с ответом не спешил. Засим он потрепал слегка Герара латной рукавицей по затылку и промолвил:

— Ну что ж, скорняжье семя, раз так — в путь!

Глава III

ШАЛЬНАЯ ЛОШАДЬ

Отправляясь в город Кан, где в то время пребывал герцог, старик Онфруа шел навстречу своей судьбе. Неподалеку от герцогского замка с квадратными башнями отец мой знал один постоялый двор под вывеской «Красный полумесяц». В былые времена он пировал там на славу. И вот перед тем, как препроводить нас к Вильгельму, ему захотелось снять там комнатенку, чтобы передохнуть и привести себя в порядок.

Служанка принесла нам сала, сыру и кувшин вина, как вдруг снаружи послышался дикий грохот. Все, кто был на улице, отчаянно крича и размахивая руками, бросились врассыпную. Отец кинулся к двери, мы — следом за ним. По улице мчалась запряженная в телегу шальная лошадь, угрожая смести все на своем пути. А прямо посреди дороги, сидя на корточках вокруг лужи, резвились ребятишки. Старик Онфруа осыпал бранью разбежавшихся в разные стороны взрослых. Забыв про свои годы и грузное тело, он устремился прямиком к лошади, чтобы схватить ее под уздцы. Но та взметнулась на дыбы и сшибла его с ног. Повозка, проехав одним колесом по его животу, пронеслась мимо детей. Не дожидаясь помощи, отец поднялся и с искаженным от боли лицом заковылял к нам.

— Кажись, меня здорово помяло, — проговорил он дрожащим голосом.

Мы бережно, как можно осторожнее подняли его по лестнице и довели до нашей комнатушки, уложили на убогое ложе.

— Пойду схожу за лекарем, — бросил Герар. — А ты уж побудь с ним рядом.

Отец было приподнялся, но тут же повалился навзничь и простонал:

— Нет! Священника, да поживей!

Боль его понемногу утихла. Дыхание сделалось ровным. Я воспрял духом и, отважившись, предложил:

— Позвольте, я помогу вам раздеться! Вам станет лучше.