Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель

Он увидел, как одинокая тень мелькнула на черной глади бассейна. Она была похожа на те мимолетные, неуловимые призраки, напоминающие человеческие сны и исчезающие бесследно, не оставляя воспоминаний, призраки, которые можно назвать разве что мечтой — слишком они скоротечны и недосягаемы. За этой зыбкой тенью летел полупрозрачный шлейф легкой ткани, и его струящиеся очертания только усиливали волшебную картину. Он не мог еще различить лица, но это было и не нужно! Он знал, кто была его ночная гостья, он ждал ее, без нетерпения, но и без недовольства, просто и спокойно принимая ее явление, впрочем, как и все остальное. Она вступила в полосу света, и он увидел тонкий овал лица, пышные волосы, маленький лоб, на котором матово переливался жемчуг, огромные глаза и приподнятые к вискам брови, стройное, гибкое тело, светившееся сквозь легкую ткань, которая, казалось, не подчинялась земному тяготению, висела в воздухе, словно утренняя дымка, которую уносит весенний бриз… Платье удерживала только застежка на левом плече и пояс с узорчатой пряжкой. Чувствуя, что он смотрит на нее, оценивает ее своим взглядом, она двигалась с изысканной медлительностью, сладострастно покачивая бедрами. И вот наконец остановилась возле него, любуясь, запрокинув голову, его мощным телом. Теплая волна желания охватила ее лоно, бесшумно и мягко коснулась груди, разожгла щеки и стеснила дыхание. Она дарила свои ночи многим, кое-кого она даже любила, но никогда не помнила их лиц; эти люди были всего лишь средством ее наслаждения. Ни разу еще она не испытывала такого мучительного влечения, никогда ее щеки не горели таким огнем и неведомая сила никогда так не сдавливала грудь. Она едва стояла на ногах.

— Обычно принято кланяться, когда я появляюсь, — сказала она, чтобы хоть немного прийти в себя. — Но ты, конечно, еще не знаешь здешних порядков.

Он пожал плечами и отвернулся от Доры — ибо это была она! — привлеченный каким-то неясным шумом, доносившимся с городских улиц; облокотившись о перила, он внимательно вглядывался в темноту Дора протянула дрожащую руку к рубцам на его спине, потом осторожно коснулась их. Гальдар даже не пошевелился, словно не почувствовал прикосновения. Она уже не владела собой; губы ее жадно прильнули к трезубцу на его плече, позорному знаку каторжников. Он вздрогнул, почувствовав этот влажный, страстный, наполненный преступным желанием, проникающий и в него поцелуй. Он резко высвободился, и, хотя движение было легким, она упала. Он поднял ее на руки. Раскрытые, жаждущие губы тянулись к его губам. Но он отстранился и, откинув с ее лица густые пряди волос, медленно и едва уловимо провел рукой по ее гибкой, податливой шее с пульсирующей жилкой, до самого томительного нежного, округлого плеча. Она судорожно застонала, словно собиралась разрыдаться, но оттолкнула его.

— Всему этому ты научился, сидя за веслом? — спросила она.

— Иногда, чтобы нам не было так тоскливо, а может быть, наоборот, на борт приводили женщин.

— Ты хочешь сказать, портовых девок?

— Для нас это были женщины, о которых можно было только мечтать.

— Подойди ко мне.

— Сейчас.

— Неужели ты не хочешь? Но я должна предупредить тебя: утром тебе придется забыть обо мне, как я сама забуду тебя. Ты слышишь меня, Гальдар? Я не люблю ни тебя, ни кого-нибудь другого. Я еще не встретила человека, который бы меня покорил, который приручил бы меня. Мне кажется, что он вообще еще не родился на свет.

— Разве я могу на что-нибудь рассчитывать с этой отметиной на плече, с этими шрамами? Не говоря уже о мозолях на руках…

Она прижалась к нему, уткнувшись щекой в его грудь, дышавшую той силой, которую она так хотела испытать.

— Обними меня, — прошептала она слабеющим голосом. — Ласкай же меня… Давай помолчим… Всю ночь дочь твоего императора будет принадлежать тебе.

— Нет, не дочь Нода! Просто женщина по имени Дора отдается мне, ибо завтра мы снова будем отдалены друг от друга.

— Ты заранее думаешь о грустном! Разве это разумно?

— Это не грусть, поверь мне.

И он рассмеялся тем загадочным смехом, который иногда вырывался у него.

9

Пыльное морщинистое лицо старика склонилось над императором.

— Ты будешь доволен, великий! Твое повеление выполнено с невероятным усердием, а в некоторых кварталах, особенно там, где живут ростовщики, едва ли не с исступлением! Любовь к тебе твоих подданных проявилась во всем своем блеске. Еще до захода солнца в живых не осталось ни одного пеласга, и дома этих негодяев опустели; в них не осталось никаких вещей, даже мебели. Портовые моряки, несмотря на то, что они всегда готовы покрывать своих, тех, кто, как и они, бороздят моря, с честью послужили тебе. Все приказы были выполнены точно и молниеносно. Корабли пеласгов были разграблены с редкой тщательностью, команды их вырезаны без жалости и этой дурацкой снисходительности, которая попахивает изменой. Не было замечено ни одного пожара. Словом, твоя месть была повсеместной, мгновенной, разумной и совершенной, как и всегда. Я рад за тебя.