Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель

— Они возвращаются назад, потому что забыли свой кошелек? Иди проспись, лунатик. Возвращайся к своим подзорным трубам. Отойди, ты мне мешаешь смотреть! Если сегодня день или, вернее, ночь не будет достаточно приятной, я тебя уволю и отправлю в шахты. Там ты будешь изучать подземные звезды, если такие есть!

Зал разразился хохотом. И вино полилось рекой в кубки и глотки. Когда подали новые блюда из дичи, пьяные гости устроили свалку, отнимая друг у друга лучшие куски. Почти никто не обратил внимания на танцовщиц, двигавшихся между столами. Зато появление обнаженных служанок вызвало гул одобрения. К ним бросились со всех концов зала. Похотливые руки хватали их, срывали с них украшавшие волосы гирлянды цветов, усаживали на свободные места.

Из-под тяжелых век император наблюдал за этой оргией. Он был счастлив. Любое проявление человеческого порока всегда переполняло его радостью. У него самого на коленях сидела обнаженная девица, рука его ласкала ее грудь. Не смолкал его громкий, демонический смех.

Солдаты охраны в шлемах с перьями и черных латах неподвижно стояли около колонн и были похожи на больших птиц с человеческими глазами, сидящих вокруг этого зала. Они охраняли также черную, обитую металлом дверь и возвышение, на котором стоял стол императора. Офицеры отличались от солдат изображенным на их одежде солнцем с человеческим лицом, стоящим на двух морских коньках, нарисованных на кирасах. Один из них подошел к принцессе и поклонился. Ресницы ее затрепетали. Это был Гальдар. Дора повернулась к отцу, целовавшему плечо наложницы.

— Отец!

— Оставь меня!

— Отец…

— Ну что тебе? Я слушаю.

— Доримас умер.

— Что ты сказала? Ты пьяна!

— Доримас умер.

Черные зрачки императора расширились. Щеки и лоб побледнели. Рот скривила гримаса боли. Нод зашатался, как от удара.

— Доримас умер!.. Значит, он не ломал комедию… Когда?

— Мне только что сообщили.

— Никому ни слова. Иди за мной.

Он оттолкнул наложницу, поднялся, вмиг протрезвев, и потребовал тишины:

— Дорогие гости и друзья… продолжайте веселиться без вашего императора… Срочные… государственные дела… Ничего серьезного, не беспокойтесь… (голос его окреп, зазвенел). Во всяком случае, никаких изменений на завтра! Будьте вовремя на своих кораблях!

Он удалился, покачиваясь и опираясь на плечо Доры. По дороге споткнулся о канделябр и выругался. Охранники следовали, как истуканы, на почтительном расстоянии. Впереди солдат шел Гальдар.

— Этот коридор, — бормотал Нод… — Бесконечный коридор!.. Сними этот жемчуг! Он дрожит… У меня устали глаза… Эй, вы! Потушите факелы на улицах! Это от воды… Водный путь…

Хмель то покидал его, то опять возвращался, как волны, прибоя. Дора устала. Этот грузный, тяжело дышавший и потеющий человек, навалившийся на ее плечо, вызывал у нее отвращение, Страх заползал в ее душу, а кроме того, она не выносила вида мертвых.

— Жребий брошен, — продолжал бормотать Нод. — Да! Моя дорогая, игра сделана! Сама судьба выбрала из вас двоих. Его смерть прояснила многое.

— Отец!

— Отныне ты единственная наследница.

— Пожалей меня!

— Когда говорят правду, это всегда больно.

Он остановился, покачиваясь и вцепившись в тунику Доры.

— Ты мне делаешь больно!

Из-под перьев на шлемах за ними наблюдали тридцать пар глаз.

— Посмотри на этих ворон! Цапли на службе!

— Поспешим.

— Но ведь это… Гальдар… Это он стоит впереди.

— Гальдар!

— Ты знаешь его имя лучше, чем я… А! Ну конечно, это бывший каторжник, галерник, назначенный капитаном… Где была моя голова?

— Отец!

— Он не останется здесь! Нет! Он поступит на разведывательную галеру… Эта роль ему подойдет… Говорят, он смельчак… Сердце мое, я тебя огорчил?

— Вы отдали его мне.

— Я передумал! Это тебя удивляет?

— Я доверяю только ему!

— Это правда, моя хорошая? Ты неосторожна. Впрочем, как хочешь. Но знай — если он предаст, то далеко не уйдет! Я принял меры!

— Как всегда!

— Да, как всегда! Особые и мгновенно действующие меры предосторожности.

— Говори потише.

— Нет! Я хочу, чтобы он меня слышал… и очень хорошо!

Они вошли в комнату Доримаса. Принц лежал на своей любимой узкой солдатской кровати. Казалось, он глубоко уснул.

— Он умер, покинутый всеми! — простонал Нод.

Ош вышел из тени:

— Нет, господин, я был с ним. Он меня позвал потому, что не было Гальдара. Я был с ним до конца, пока он не ушел в свой последний поход.

— Император тебя отблагодарит. А где врачи?

— Они ушли еще утром.

— Пусть их найдут! И бросят к гадюкам!

— Господин, они ничего не могли сделать. Принц был безнадежен.

— К змеям! А теперь оставь нас и закрой дверь.

Он опустился на скамью, долго смотрел на лицо сына, высушенное болезнью, на тщедушное тело и тонкие, без мускулов, руки. И он повторял, как будто хотел себя убедить: «Это мертвое тело — мой сын… Это мертвое тело — Доримас… Доримас, мое несчастное дитя…» Капли дрожали в углах его глаз: может, пот стекавший со лба, может, алкоголь, проступивший сквозь поры, а, может, действительно слеза. Из груди вырывалось тяжелое, хриплое дыхание. Вдруг он резко поднялся и сказал Доре, рыдавшей на коленях перед кроватью: