Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель

— Ты должен был слушать меня и с самого начала разговора поставить этого человека на колени, чтобы он тебе руки целовал.

— Нас убили бы!

— Откуда ты знаешь? Вместо этого ты снисходительно все это выслушиваешь, принимаешь всерьез этого царька, выгнанного со своих земель, какого-то главаря банды, жалкого, нелепого…

— Но щедрого и человечного!

— Это все твоя рабская сущность, ухватки каторжника, охочего до подачек, зарабатывающего двойную порцию похлебки.

— Потише.

— С каких это пор ты командуешь?

— С тех пор, как мы уплыли из Посейдониса, или ты забыла? И не кричи так.

— Почему?

— Нас могут подслушивать.

— Ты еще и трус, ты же трус, иначе ты бы поставил этого дикаря на место; так нет же, ты спокойно слушаешь, как он меня оскорбляет, тебя это забавляет!.. Ты что, мечтаешь о нужде и рабстве? Так знай же, что из меня ты никогда не сделаешь служанку! Я не буду жарить тебе мясо. Я не стану разжигать твой очаг. Я не хочу подавать тебе кувшины и блюда, как дочери Орика!

— Я и не прошу тебя об этом.

— Я Дора, дочь Нода, наследная принцесса Атлантиды, империи…

— Которой, увы, больше не существует…

— Не все наши колонии поглотило море. В путь, немедленно!

— Корабль не в состоянии держаться на воде. Чтобы восстановить его, понадобится не один месяц. А в империи повсюду готовились мятежи, ты разве не знаешь? Колонии больше не хотят вам повиноваться. Даже если они существуют, там уже давно перебиты губернаторы, начальники гарнизонов, богатые купцы, восставшие не упустили бы такую возможность.

Молчание. И затем:

— Ты действительно хочешь, чтобы я была с тобой? Хочешь? Тогда не дай случившемуся зайти слишком далеко. Воспользуйся тем, что этот дурак доверяет тебе. Незадолго до восхода солнца собери своих людей, захвати стражу врасплох и перережь этому старому дурню горло.

— Нет! Ты уже будешь вождем. Им придется покориться. Да и потом, кто знает, хороший ли Орик хозяин и любят ли его.

— Я не хочу злоупотреблять его доверием. Я не переступлю через предложенную мне дружбу.

— И ты еще воображаешь себя военачальником, хозяином Верхних Земель! Тебе надо было стать священником, жить в воздержании, умерщвлять свою плоть, помогать твоим любимым беднякам. Тебя бы считали святым. Но ты здесь, Гальдар. Мы лежим нога к ноге, и ты ждешь, что я доставлю тебе удовольствие, а я тебе в нем отказываю! И запомни: пока ты не станешь хозяином этой деревни, я твоей не буду.

Он был оглушен. У него шумело в голове. Он уже не различал бледного пятна на ложе из папоротника.

— После этой деревни тебе захочется получить еще одну, а потом и всю страну.

— Возможно.

— Но, Дора, разве не может быть другой жизни? Жизни, состоящей из маленьких, но ежедневных радостей? Ты ведь так хотела этого там, в Посейдонисе, когда на тебя давили царские почести.

— А теперь я здесь, и всё, чего мне хочется, это чтобы у меня были внимательные и расторопные слуги, двор, пусть состоящий из варваров, кровать, а не собачья подстилка, и дворец, пусть хоть из бревен! Молчишь?

— Благодарю тебя. Ты мне раскрыла свою истинную сущность, все остальное — ложь, даже этот детский голосок, которым ты иногда говоришь со мной.

— Замолчи!

— Эти ужасные лишения, эта кара богов, смерть, ходившая под боком, — все это тебя ничему не научило, не затронуло твоей сути. Ты пугаешь меня своей жесткостью… Не волнуйся, завтра я попрошу Орика отвести нас к этому королю Граллону, любезному атлантам, и пусть будет что будет.

Он долго лежал в темноте с открытыми глазами, слушал крики птиц, снова и снова переживая свалившееся на него горе. Он думал, что Дора уже уснула, но вдруг он почувствовал ее губы на своих губах и прикосновение ее рук, робко ласкавших его.

— Прости, — всхлипнула она. — Я прошу тебя. Я была жестока и несправедлива. Но я знала, что ты все поймешь… Если хочешь… я буду твоей.

— Нет.

И он повернулся лицом к перегородке.

3