Том 1. Драма великой страны

«Русский делает историю Богу из-за слезинки ребенка, возвращает билет, отрицает все ценности и святыни (Шевченко отрекается от Бога в том же “Завещании”, пока Днепр не помчит с Украины “Прямо в сине море / Кровь всех ворогов…” – Я. Г.), он не выносит страданий, не хочет жертв. Но он же ‹…› увеличивает количество пролитых слез, он делает революцию, которая вся основана на неисчислимых слезах и страданиях».

Это относится, как видим, отнюдь не только к русскому человеку…

Остается неразрешенным вопрос – было ли русское общество, включающее в себя и Пушкина, и Лермонтова, и Толстого, «морально ущербным»? Что сказать? В стране, включающей и Россию, и Украину, в стране, за плечами которой унизительное монгольское иго, патологический террор Ивана Грозного, костоломные преобразования Петра, сокрушившие все привычные этические опоры, в государстве, которое держало в рабстве миллионы своих сограждан, разлагая тем самым сознание тех, кто формально считался свободным, не могло и не может быть абсолютного морального здоровья. Трагедийность русской литературы – от сознания этого нездоровья. Апофеозом этой многовековой болезни стала катастрофа 1917 года и то, что за ней последовало.

И жажда социального и национального реванша, жажда «крови всех ворогов» как обязательного условия возникновения «семьи вольной, новой», которая звучит во многих стихах Шевченко, благородная изначально оскорбленность за попранную справедливость, но достигающая того опасного предела, за которым начинается, по формуле Бердяева, многократное возрастание слез и страданий по отношению к слезам и страданиям отмщаемым, и весь тон статьи И. Дзюбы, увы, тоже есть результат того же морального неблагополучия.

Сегодня любому трезво мыслящему и бескорыстному человеку ясно, что России и Кавказу никуда не деться друг от друга. (Чечня – особая проблема, отнюдь не идентичная проблемам общекавказским.) И единственный путь, не сулящий крови и горя, – путь, предсказанный Пушкиным и Лермонтовым. Путь терпеливого разгадывания психологических основ существования друг друга, что необходимо для взаимоадаптации. Это медленный и непривычный для нас путь, но – единственный. Требование национального реванша и сведения исторических счетов – политический наркотик, дающий мгновенное острое удовлетворение, а в долгосрочной перспективе – катастрофу.

1996

Бег по кругу: от Сперанского до Гайдара

И нет ничего нового под солнцем.

Екклезиаст

17 сентября 1809 года – то есть без малого два века назад – умный наблюдатель Жозеф де Местр, посол Сардинского королевства в Петербурге, писал своему коллеге-дипломату о состоянии российских финансов:

«Невероятное печатание денег, вызванное войнами в чужих краях, и приостановление торговли из-за войны с Англией каждый день усиливает внутренние тяготы, я бы даже сказал внутреннюю чахотку, съедающую нас. Нет никакого предела изготовлению бумажек и, следовательно, падению оных. Рубль упал до 28 или 29 су; те, у кого 40 рублей, 40 тысяч, 400 тысяч, все они с беспокойством заглядывают в свои шкатулки, и, быть может, через три или четыре месяца окажутся в одинаковом положении».

Речь, как мы понимаем, идет об инфляции вследствие избыточной эмиссии. Бурная инфляция в России началась еще при Екатерине II, выпустившей для покрытия военных расходов 150 миллионов ассигнаций, значительная часть которых оказалась ничем не обеспечена. Войны с Наполеоном, содержание гигантской армии усугубили этот процесс.

О конкретном состоянии российских финансов в то время мы имеем свидетельство человека не менее осведомленного, но более профессионального, чем де Местр.