Том 1. Эмиль из Лённеберги и др.

— Похоже, быть буре, — сказала Крёса-Майя, — как я домой-то попаду?

— Останешься ночевать, — успокоила ее мама Эмиля. — Можешь спать вместе с Линой в кухне на диване.

— Да, но будь добра, лежи тихонько, как дохлый поросенок, потому что я боюсь щекотки, попросила Лина старушку.

За ужином Альфред пожаловался на свой палец.

— Болит! — сказал он.

Мама Эмиля размотала тряпицу, желая посмотреть, что с пальцем и почему он не зажил.

Зрелище, которое представилось ее глазам, было не из отрадных: рана не затянулась, палец покраснел, нагноился и распух. А от пальца к запястью шли короткие красные полоски.

У Крёсы-Майи загорелись глаза.

— Заражение крови, — сказала она. — Опасное дело.

Мама Эмиля наложила на руку Альфреда повязку, смоченную раствором сулемы.

— Если до утра не станет легче, лучше тебе съездить к доктору в Марианнелунд, — сказала она.

Никто не припомнит такого снегопада и такой бури, какая бушевала в ту ночь над Смоландом. И когда наутро обитатели Каттхульта проснулись, весь хутор, казалось, утопал в огромном мягком белом сугробе. А буря не утихала. Шел снег и дул ветер, так что на двор носа было не высунуть; в трубе завывала вьюга: «У-у, у-у!» Никто никогда ничего подобного не видывал и не слыхивал!

— Придется Альфреду целый день разгребать снег, — сказала Лина. — А может, и не надо этого делать — все равно зря.

Но Альфред не убирал снег в тот день. Его место за столом пустовало, и о нем не было ни слуху ни духу. Эмиль забеспокоился. Надев кепчонку и теплое сермяжное пальтишко, он собрался выйти. Мальчик разгреб снег у кухонных дверей и быстро проложил себе дорогу к людской, которая находилась бок о бок со столярной.

Лина увидела Эмиля через кухонное окно и приветливо кивнула головой.

— Хорошо, Эмиль, ты сделал, что расчистил дорожку, — сказала она. — Теперь можешь быстро добежать до столярки. Ведь никто не знает, когда тебе снова придется там сидеть.

Глупая Лина, она не понимала, что Эмиль пробирался к Альфреду!

В людской было холодно, когда туда вошел Эмиль: Альфред не затопил печь. Он лежал на своем деревянном диване и не хотел вставать. Есть он тоже не хотел. Он сказал, что вроде не голоден. Тут Эмиль еще больше забеспокоился. Уж если Альфред не хочет есть, значит, стряслось что-то серьезное.

Эмиль принес дрова и затопил печь, а потом побежал за мамой. Она тут же пришла; собственно говоря, пришли все — и папа, и Лина, и Крёса-Майя, и маленькая Ида, потому что теперь все всполошились.

Бедный Альфред, он лежал и моргал глазами. Он был горячий, как печка, и все равно его знобило. Красные полосы на руке продвинулись далеко, почти к плечу, — страшно было смотреть.

Крёса-Майя озабоченно покачала головой:

— Как дойдут они до сердца, эти полоски, тогда конец, тогда он помрет.

— Тише, — приказала мама Эмиля, но не так-то легко было утихомирить Крёсу-Майю. Она знала по меньшей мере полдюжины людей в одном только Лённебергском приходе, которые умерли от заражения крови, и добросовестно их перечислила.

— Но это вовсе не значит, что мы должны сидеть сложа руки, — добавила она.

Она думала, что Альфреду полегчает, если взять клок его волос и лоскут рубашки и зарыть их в полночь к северу от дома, а потом прочитать какое-нибудь хорошее заклинание. Она знала только одно:

— Тьфу и еще раз тьфу, пришло от сатаны — к сатане и уйди, да будет так, тьфу и еще раз тьфу!

Но папа Эмиля сказал, что вполне достаточно того заклинания, вернее, ругательства, которое произнес Альфред, когда порезал большой палец. И если Крёсе-Майе нужно что-нибудь зарыть к северу от дома в такую погоду, среди ночи, то пусть она делает это сама.

Крёса-Майя зловеще покачала головой:

— Да уж будь что будет, ох-ох-ох!

Эмиль пришел в бешенство:

— Что это за бабье хныканье! Альфред скоро поправится, понятно тебе?

Тут Крёса-Майя пошла на попятный:

— Ну да, миленький Эмиль, он поправится, конечно, поправится! — И она похлопала Альфреда по плечу, громогласно подтвердив: — Конечно, ты поправишься, Альфред, уж я-то знаю! — Но тут же, взглянув на дверь людской, она пробормотала про себя: — Хотя непонятно, как они смогут протащить гроб через такую узкую дверь!

Услыхав это, Эмиль заплакал. В страхе он схватил отца за рукав пальто:

— Мы должны отвезти Альфреда к доктору в Марианнелунд, как сказала мама.

Тут мама и папа Эмиля как-то странно поглядели друг на друга. Они знали, что в такой день ни за что на свете нельзя было попасть в Марианнелунд. Они были совершенно беспомощны, но признаться в этом Эмилю, да еще когда он стоял рядом с ними такой убитый, было тяжело. Ведь и папе с мамой очень хотелось помочь Альфреду, да только они не знали как. И что ответить Эмилю, они тоже не знали. Папа, не вымолвив ни слова, вышел из людской. Но Эмиль не сдавался. Куда бы ни шел отец, он следовал за ним по пятам: плакал, просил, кричал, грозил, а потом принялся дерзить. Он просто ума лишился! И подумать только, отец не сердился, а лишь тихо говорил:

— Ничего не выйдет, Эмиль, ты же знаешь, что ничего не выйдет!