Том 1. Греция

Прежде всего, придумывается родина Эзопа. Здесь все старшие свидетельства (V–IV века до н. э. Аристотель, фр. 573 Розе, Гераклид Понтийский, Fragmenta historicorum Graecorum (FHG), II, 215 и загадочный Евгейтон, самосский историк, цитируемый «Судой» – см. Т 5–6) единогласно называют родиной Эзопа Фракию, а Евгейтон, даже точнее – Месембрию. Это – явная дедукция из данных Геродота: так как упомянутая рядом с Эзопом Родопида – фракиянка, то Эзоп – ее земляк. «Жизнеописание» же приписывает Эзопу иное происхождение: оно объявляет его не фракийцем, а фригийцем. Фригийцы считались ленивыми и изнеженными, ни для чего, кроме рабства, не годными; по-видимому, делая Эзопа фригийцем, легенда хотела сделать его как можно более типичным рабом. Фракийцы жили на пороге дикого варварского Севера, фригийцы жили на пороге Востока, родины всякой мудрости; по-видимому, легенда хотела сделать Эзопа как можно более типичным мудрецом. Представление об Эзопе-фригийце быстро стало господствующим и вытеснило ученую гипотезу об Эзопе-фракийце.

Далее, легенда восполняет и другой пробел в сведениях Геродота – облик Эзопа. Подробное описание безобразия Эзопа мы находим впервые лишь в народном «Жизнеописании» («брюхо вспученное, голова что котел, курносый, с темной кожей…» и т. д.; здесь несомненно влияние обликов Ферсита из «Илиады»39 и сатира Марсия), а до того в изображении на аттическом килике V века до н. э.

Однако замечательно, что несмотря на это древнее и яркое представление о безобразии Эзопа, мы не находим его решительно ни в одном литературном свидетельстве вплоть до конца античности. Особенно характерны свидетельства Т 49–52, посвященные статуям и портретам Эзопа: статуе Лисиппа (Федр, II, 9, 1–4; Агафий, «Палатинская антология», XVI, 332), статуе Аристодема (Татиан, «Против греков», 74) и картине, описываемой Филостратом (I, 3). В эпиграмме о статуе Лисиппа говорится только о том, что Эзоп заслужил право стоять рядом с семью мудрецами; в описании Филострата о внешности Эзопа сказано только следующее: «Он же, мне кажется, задумал какую-то басню: это показывает и улыбка на его лице, и глаза, опущенные в землю,– художнику ведомо, что для создания басен нужно спокойствие духа». Совершенно очевидно, что существовавшие в «высоком» искусстве и литературе изображения придавали ему обычный для античности идеализированный облик, нимало не считаясь с народным представлением о безобразии Эзопа, нашедшем выражение в вазовом рисунке и в «Жизнеописании». И только на исходе античности образ Эзопа-урода проникает в литературные свидетельства: в IV веке н. э. Гимерий мимоходом упоминает: «говорят, что и фригиец Эзоп, хотя и возбуждал смех и поношения не только своими речами, но и самым лицом и голосом, был тем не менее великим мудрецом…» и т. д. (XIII, 5 = Т 56).

Далее, характерно то направление, которое получает в легенде разработка главного мотива эзоповской биографии – рабства Эзопа у Иадмона на Самосе. В литературных свидетельствах об этом говорится сравнительно редко: только около десяти свидетельств из 105 (или из 84, если не считать свидетельств о теории басен) упоминают, что Эзоп был рабом. Свидетельства эти следующие: Т 13 – Геродот, цитированный отрывок; Т 24 – Плутарх, «О позднем возмездии», 12, где лишь повторяются геродотовские слова о выкупе, данном «Идмону»; Т 15–17 – Плиний, XXXVI, 12, 82, Плутарх, «О пифийском оракуле», 14, и Фотий, которые упоминают Эзопа мимоходом, как «товарища по рабству» Родопиды; Т 5 – Гераклид Понтийский, FHG, II, 215: «баснописец Эзоп – родом он был фракиец и получил свободу от Идмона-глухого (τοῦ κωφοῦ, может быть, – «глупого»), а перед тем был рабом Ксанфа»; Т 14 – Птолемей Гефестион у Фотия, cod. 190: «говорят, что и Эзопа его хозяин Идмон называл Фетом, так как он был раб, а феты – это рабы»; и, наконец, рабом назван Эзоп у Федра, II, 9, рабом-шутником выступает он в III, 19 и А, 15, а рассуждение о том, что басня родилась среди рабов, находится у Федра, III, пролог, 33–37 и повторяется у Юлиана, VII, 207с = Т 58. Во всех этих упоминаниях (если не считать Федра, который во всех отношениях стоит ближе к «Жизнеописанию», а не к литературной традиции) о рабстве Эзопа говорится, можно сказать, в порядке анкетной справки, ни один эпизод с этим рабством не связывается. И, напротив, целый ряд эпизодов, упоминаемых свидетельствами, явно предполагает, что Эзоп был свободным – только как свободный он мог выступать в суде на Самосе (Т 41), в народном собрании в Афинах и Коринфе (Т 39–40), гостить у Креза и семи мудрецов (Т 34–37), не говоря уже о посещении Дельфов. Можно со всею определенностью сказать, что авторов всех свидетельств Эзоп интересует не как раб, а как свободный человек.