Том 1. История дипломатии с древнейших времен до нового времени.

Прием был очень сдержанный. Пальмерстон больше всего в это время был занят не Россией, а Францией. Он решительно не желал поглощения Бельгии Францией, но не хотел и возвращения Бельгии голландскому королю. Польша его нисколько не интересовала; он холодно заметил Велепольскому, что Англия только в том случае могла бы высказать свое мнение, если бы Николай вздумал совсем уничтожить государственное устройство Польши, данное Александром и утвержденное Венским конгрессом.

Когда в Лондон пришло известие, что в Варшаве низложили Николая с польского престола, Пальмерстон тотчас дал знать Велепольскому, что отныне им разговаривать не о чем.

На том миссия Велепольского и окончилась.

Оставалась надежда на поддержку со стороны еще одной великой державы — Франции.

Ввиду явно враждебной позиции, занятой с начала восстания Австрией и Пруссией, после провала миссии Велепольского в Лондоне, восставшая Польша видела последнюю свою надежду в Париже.

Плохим предзнаменованием было то, что, как доносил Велепольский в Варшаву, Пальмерстон определенно был недоволен французскими общественными манифестациями в пользу Польши в течение декабря 1830 г. и января 1831 г. в Париже.

Такое отношение Пальмерстона предвещало, что и правительство Луи-Филшша не выступит в пользу Польши против России.

Луи-Филипп с самого начала своего воцарения не желал и не мог даже намекнуть на помощь полякам вооруженными силами Франции. Поляки ходили, впрочем, не к самому Луи-Фалиппу, настроение которого они угадали, а к первому министру Лафитту, который вполне им сочувствовал. Но, во-первых, и Лафитт больше всего выражал свои симпатии словами и денежными взносами в кассу польского комитета в Париже. Во-вторых, министерство этого либерального банкира было уже в январе-феврале 1831 г. при последнем издыхании и готовилось уступить место кабинету консервативно настроенного промышленника Казимир Перье. Этот министр, в полном согласии с королем Луи-Филиппом, категорически отказывался даже говорить о военной помощи полякам.

В середине января польским делегатам в Париже было сообщено, что король отправляет в Петербург герцога Мортемара в качестве чрезвычайного посла. Поляки ликовали. Они не знали, что Мортемар едет к царю вовсе не из-за польского вопроса, а с поручением расположить царя к Луи-Филиппу, на которого Николай продолжал гневаться, как на «короля баррикад», «принявшего престол от революции». Второй целью поездки Мортемара было зондирование вопроса, нельзя ли добиться от царя согласия на включение Бельгии в состав Франции. Лишь третьей (третьестепенной) задачей Мортемара была попытка настроить царя примирительно по отношению к «восставшим подданным», посоветовать ему обещать амнистию, утверждение конституционных прав Польши и их распространение на Литву.

Мортемар, совершая долгое и трудное в те времена путешествие, эаночевал в одну январскую ночь в лесу, на перегоне из Берлина в Кенигсберг. Тут он неожиданно встретился с курьером, спешившим из Варшавы на запад с известием, что сейм низложил Николая с польского престола. Курьер и его спутники тут же услышали от Мортемара, что поляки совершили роковой шаг, что Франция, на которую они надеются, никак им помочь не может. Мортемар тогда же принял решение. Его миссия в той части, в которой она имела отношение к полякам, теряла всякий смысл. Отныне происходила война между двумя славянскими государствами — Польшей и Россией, — и вопрос шел не об амнистии или конституции, но о том, чья возьмет. А когда, 13 марта 1831 г., первым министром во Франции стал Казимир Перье, то полякам стало ясно, что Польша предоставлена исключительно собственным своим силам.