Два месяца спустя он вернул свои деньги и еще заработал несколько тысяч долларов, а 6 месяцев спустя открыл агентство по прокату фильмов. В 1907 году он стал производить фильмы.
Два брата Уорнер из Польши сначала чинили велосипеды в Ньюкэстле (Пенсильвания), потом занялись прокатом кинофильмов.
Двадцать лет спустя, во время лекции, прочитанной им перед студентами Гарвардского университета, Уильям Фокс говорил:
«Кино вначале адресовалось не к коренным американцам. У них были другие развлечения. Кино же привлекало главным образом иммигрантов, которые не могли ни говорить, ни понимать по-английски. Не было театров, в которых бы ставились пьесы на их родном языке. Это были поляки, русские, славяне или уроженцы других стран. Им нужны были развлечения, и они нашли их в кино. Гроши этих иммигрантов дали возможность кино расширить поле деятельности до такой степени, что оно превратилось в промышленность, уважаемую во всем мире».
В 1906 году эти кинолавочки, открытые мелкими лавочниками для иммигрантов, далеко не пользуются «уважением во всем мире». Это настолько мелкие предприятия, что ими не интересуются ни банки, ни деловые люди. Но, несмотря на незначительные капиталовложения, прибыли получаются не меньшие, чем у треста «Патэ».
«Моя первая «никелетта» — пишет Уильям Фокс, — мне стоила 1600 долларов. Каждый раз, как я зарабатывал еще 1600, я вкладывал их в новое предприятие. Таким образом, через пять лет я получил 250 тысяч при первоначальном капитале в 1600 долларов».
Отчет того времени дает хорошее представление о состоянии эксплуатации кино в Нью-Йорке в последние месяцы 1908 года:
«В настоящее время в Нью-Йорке есть 325 кино, из них 175 с билетами по 10 центов и 150 по 5 центов. В залах по 10 центов билеты распределяются «чекограммой». Оркестр: рояль, скрипка, музыкальный ящик, играющие каждый свою партию без всякой согласованности. Личность с рупором время от времени кидает в публику свои «шутки». Например, показывают «Невесту полевого сторожа», прелестный фильм. Музыка играет кэк-уок, в то время как сторожа убивают, а человек с рупором в это время смешит публику. Какое отсутствие вкуса!
Срезают надписи, склеивают фильмы одни с другим и запускают с наивозможной быстротой. Таким образом, без всякого перехода показывают «Пожар в Риме», поставленный «Эдисоном» после фильма «Патэ». Как и в ярмарочном кино, спектакль продолжается около получаса. В заведениях по 5 центов обычно бывает 50 рядов по 10 мест — это длинные и узкие залы. Музыки или нет совсем, или играют на разбитом пианино. Вентиляция плохая. Эти залы называются «никель-одеонами» (никель — это монета в 5 центов).
Кинозалы, имеющие больше 300 мест, подчиняются театральному режиму, сложному и дорогостоящему. Кинозалы, рассчитанные на 300 мест, подвергаются троекратной инспекции, часто совершенно фиктивной. «Шоумены» (демонстраторы) — это бывшие ковбои, бродяги, которые, вместо того чтобы направлять публику к более утонченным зрелищам, приучают ее к самому плохому. «Шоумены получают фильмы у «рейтеров» — распределителей и агентов по прокату. Они заранее предполагают, что у публики плохой вкус. «Рентеры» полагаются на мнение «шоуменов», и на фабриках убеждаются, что фильмы дурного вкуса пользуются наибольшим спросом. В этом отношении фабриканты зависят от «рейтеров». Агент по прокату, подобный Майлсу, имеет запас фильмов, больше чем в 20 миллионов метров, и владеет громадными капиталами»[157]
.Никели эмигрантов образовали золотой поток, полившийся в кассы «никель-одеонов». По данным Джорджа Клейка, в 1907 году число зрителей, ежедневно посещающих 143 зала в Чикаго (118 «никель-одеонов», 18 «водевилей» по 10 центов и 18 «кермесс»), достигает 100 тысяч. В мае 1909 года французский обозреватель подсчитал, что за зиму 1908 года 250 тысяч зрителей ежедневно посещали кино Нью-Йорка, а в воскресенье эта цифра удваивалась.
В Чикаго ежедневно сборы достигали тогда 40 тысяч долларов в день. В Соединенных Штатах 50 миллионов долларов были вложены в кинопредприятия, а ежедневная выручка достигала 4 миллионов долларов. Итак, иммигранты без капиталов и положения, уроженцы Балкан, славяне, еле-еле спасшиеся из средневековых гетто старой Европы, старьевщики, клоуны, меховщики, механики, красильщики, торговцы селедками за несколько месяцев создали новую промышленность, чего не сумели в 1896 году сделать финансовые тузы Уолл-стрита, финансировавшие «Эдисон» и «Байо-граф».