Том 1. Ким: Роман. Три солдата: Рассказы

— А за ними придет Бык, Красный Бык на зеленом поле. Взгляни. Вот он!

Он показал на флаг, развевавшийся от вечернего ветерка менее чем в десяти шагах от них. Это был простой флаг, предназначенный для обозначения места лагеря, но полк позаботился, чтобы на флаге было то же изображение, что на полковом знамени, — красный бык на фоне зеленого национального цвета Ирландии.

— Вижу и припоминаю теперь, — сказал лама. — Это, наверно, твой Бык. Верно также и то, что пришло двое людей, чтобы все приготовить.

— Это солдаты — белые солдаты. Что сказал жрец? Знамение быка — знак войны и вооруженных людей. Служитель Божий, это то, чего я ищу.

— Верно. Это верно. — Лама пристально смотрел на девиз, горевший во тьме, словно рубин. — Жрец в Умбалле сказал, что твое знамение — знамение войны.

— Что делать теперь?

— Ждать. Будем ждать.

— Уже теперь тьма рассеивается, — сказал Ким.

Было вполне естественно, что лучи заходящего солнца пробились наконец сквозь стволы деревьев рощи, наполнив ее на несколько минут золотыми искрами света, но Киму это казалось завершением пророчества брамина.

— Слушай! — сказал лама. — Где-то вдали бьют в барабан.

Сначала звук, слабо раздавшийся в неподвижном воздухе, походил на биение артерии в висках. Вскоре он стал более резким.

— А, музыка, — объяснил Ким. Ему были знакомы звуки полкового оркестра, но они удивляли ламу.

В дальнем конце равнины показалась тяжелая, запыленная колонна. Потом ветер донес слова песни:

Мы просим снисхождения —
Про наши похождения
В рядах гвардейцев Миллигана
Мы рассказать хотим
Тут вступили пронзительные дудки.
Вскинув ружья на плечо,
Марш-марш вперед мы шли,
От парка Феникса вперед
К замку Дублина пошли.
О, флейты сладко так звучали
И громко барабан гремел,
А мы вперед маршировали
В рядах гвардейцев Миллигана.

То был оркестр Меверикского полка, игравший впереди отправлявшихся в лагерь солдат. Солдаты маршировали, сопровождаемые обозом. Наконец тянувшаяся колонна сомкнулась (повозки остались позади), разделилась надвое, рассеялась, как муравейник, и…

— Но это колдовство! — проговорил лама.

Равнина покрывалась палатками, которые, казалось, вырастали готовыми из повозок. Другая толпа людей вторглась в рощу, молча воздвигла высокую палатку, раскинула еще восемь-девять палаток вокруг нее, словно выкопала из земли кухонные горшки, сковороды и узлы, которые приняли во владение туземные слуги. И наблюдавшие эту сцену лама и Ким увидели перед собой благоустроенный город.

— Уйдем, — сказал лама, в страхе отступая, когда загорелись огни и белые офицеры с звенящими саблями величественно вошли в палатку, где должны были обедать.

— Встань в тени. Ничего нельзя видеть при мерцающем свете, — сказал Ким. Глаза его были по-прежнему устремлены на флаг. Он никогда еще не видел, как быстро, за полчаса, привыкшие к своему делу солдаты раскидывают лагерь.

— Смотри, смотри, смотри! — воскликнул лама. — Вон идет священнослужитель.

То был Беннет, священник полка. Он шел, прихрамывая, одетый в запыленную черную одежду. Кто-то из его паствы сделал грубые замечания насчет недостатка бодрости и энергии священника; чтобы пристыдить его, Беннет промаршировал весь день рядом с солдатами. По его черной одежде, золотому кресту на цепочке, бритому лицу и мягкой войлочной шляпе с широкими полями повсюду в Индии его приняли бы за святого человека. Он опустился в кресло у двери палатки и снял сапоги. Несколько офицеров окружили его, смеясь и подшучивая над его подвигом.

— Разговор белых людей лишен всякого достоинства, — сказал лама, судя только по их тону. — Но я рассмотрел лицо этого священнослужителя и думаю, что он ученый. Может ли он понять нас? Мне хотелось бы поговорить с ним о предмете моих исканий.

— Никогда не разговаривай с белым человеком, пока он не насытится, — привел Ким хорошо известную пословицу. — Они собираются есть, и я не думаю, чтобы можно было просить у них. Пойдем назад к месту остановки. Когда мы поедим, то снова придем сюда. Это, наверно, Красный Бык — мой Красный Бык.

Оба были заметно рассеяны, когда свита старой дамы поставила перед ними кушанья, никто не решался нарушить их молчания, так как надоедать гостям — приносит несчастье.

— Ну, — сказал Ким, ковыряя в зубах, — мы вернемся туда, но ты, святой человек, должен подождать немного в стороне, потому что твои ноги слабее моих, а мне хочется еще раз посмотреть на Красного Быка.

— Но как ты поймешь их разговор? Иди медленно. Дорога темна, — беспокойно проговорил лама.

Ким не ответил на вопрос.