Том 1. Княжна. Жар-Цвет. Отравленная совесть

В первой категории наиболее важную опору и помощь давали мне сочинения: Тэйлор. Первобытная культура. Мори. Сон и сновидения. Тэн. Об уме и познании. Винслов. Болезни мозга. Тиссо. Нервные болезни. Крафт Эбинг. Судебная психопатология. Бутлеров. Статьи по медиумизму. Михайловский. Патологическая магия. Mauri. Le Magie et l'astrologie dans l'antiquite el au mogen age. Morin. Du Magnetisme et des sciences occultes. Louis Figuier. L'Alchimie et les Alchimistes. Schopenhaur. Versuch ueber das Geistersehn und was damit zusammenhaengt. Derselbe. Animalischer Magnetismus und Magie. Galmiel. De la Folie, conside ree sous le point de vue patalogiqiue, philosophigue ete 2 Lomes. Р. 1845. И мн. др.

Характер вышеперечисленных сочинений определяет собою точку зрения, с которой я гляжу на феномены, так или иначе отраженные и упоминаемые в романе. Что касается последних, вот краткий список мистических и спиритуалистических трудов, откуда я черпал легендарный материал: Eliphas Levi. Histoire de la Magie. Роберт дель Оуэн. Спорная область между двумя мирами. De Mirville. Pneumatologie. Des Esprits et de leurs Manz festations diverses. Christian. Histoire de la Magie. Petrus Thyraeus Novesiens. Loca infesta. Lugduni. 1599. Jean Wier. Histoires, Disputes et Discours des illusions et impostures des diables. Р. 1885. 2 v. Nicolai Remigii. Daemonolatrei ai libri tres. Colonial Agrippinae. 1596. Bodin Angevin. La Demonomanie des sorciers. Rouen. 1604. Cougenot des Mousseaux. Moeurs et prtiques des demons. Р. 1854. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу. Eliphas Levi. La Clef des Grands Mysteres. Записки Бенвенуто Челлини. И мн. др.

После напечатания романа «Жар-Цвет» в «Севере» я несколько раз возвращался к разным частям его, перерабатывая их, многое уничтожил, кое-какие легенды вставил и диалоги прибавил. Поэтому в настоящем издании романа читатель встретит в составе «Жар-Цвета»: 1) основной роман 1895 года; 2) этюды и легенды к нему, печатавшиеся между 1887 и 1901 годами под заглавиями: «Враг», «Киммерийская болезнь», «Золотая планета», «Дубовичи», «Польская легенда о Христе в Браилове», «Он», «Белый охотник», «Сон в Крещенскую ночь», «История одного сумасшествия», «Воздухоплаватель», «Статуя сна» и т. д. Из легенд некоторые входили в сборник мой «Красивые сказки», издание которого разошлось и повторено не будет. Так как сборник «Красивые сказки» был мною посвящен дорогому старому и вечно юному другу и товарищу моему, Василию Ивановичу Немировичу-Данченко, то позволяю себе перенести это искреннее посвящение талантливому писателю и прекраснейшему человеку на «Жар-Цвет».

Александр Амфитеатров

1910.V.31

Cavi di Lavogna

Часть первая Киммерийская болезнь

I.

Несмотря на жаркое утро, на эспланаде островного города Корфу было людно: с почтовыми пароходами при шли новые газеты с обоих берегов – из Италии и из Греции, и корфиоты поспешили в кафе: узнавать на полударовщинку, что случилось за прошедшие три дня по ту сторону лазурного моря, отрезавшего от остального мира их красивый островок.

В Cafe d'Esplanade, под портиками, затененными парусиновым навесом, сидели за разными столиками, но оба с газетами в руках и оба пили пресловутую местную «зензибирру»[21] два господина, не знакомые между собою. Оба были иностранцы. Обоих проходящие корфиоты осматривали с немалым любопытством. В особенности привлекал внимание младший из двух – огромный, широкоплечий блондин, с пышными волнами волос, зачесанных назад, без пробора, над красивым открытым лицом, с которого несколько застенчиво смотрели добрые, иссеро-голубые глаза. Несмотря на длинную золотистую бороду английской стрижки, молодца этого даже по первому взгляду нельзя, принять ни за англичанина, ни за немца; сразу бросался в глаза мягкий и расплывчатый славянский тип. И действительно, гигант был русский, из Москвы, по имени, отчеству и фамилии – Алексей Леонидович Дебрянский. Другой иностранец, темно-русый, почти брюнет, в одних усах, без бороды, был пониже ростом и жиже сложением, зато брал верх смелою свободою и изяществом осанки, чего москвичу недоставало. Загорелое, значительно помятое жизнью и уже не очень молодое лицо – скорее эффектное, чем красивое – оживлялось быстрыми карими глазами, умными и проницательными на редкость; видно было, что обладатель их – тертый калач, бывалый и на возу, и под возом, и мало чем на белом свете можно его смутить и удивить, а испугать – лучше и не берись.

Дебрянский вычитывал «Figaro». Другой иностранец, изредка вскидывая на него глазами, пробегал «Le Temps»…

– Простите… кажется, мы соотечественники? – обратился он к Дебрянскому по-русски, когда тот оставил газету и сам тоже отложил в сторону свой журнал.

– Да, я русский… – сказал Алексей Леонидович, застигнутый врасплох русскою речью, которой он не слыхал уже около месяца. – Но почему же вы догадались?

– А вы с таким вниманием вчитывались в корреспонденцию из России…

Дебрянский прикинул на глазомер расстояние до незнакомца: