Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики

– А вы как думаете? – сказал не очень любезно командор, но, решив исправить неловкость, смягчился и добавил: – Ну, вы, так сказать, полезная нагрузка. Так? Ну, вот познакомьтесь. Это наша, так сказать, центровая тройка, а в жизни техники, механики, вообще ребята хоть куда. Вот прошу…

Карасик сжимал одну за другой горячие шершавые ладони, стесняясь, как всегда, своих белых и мягких рук. Он старался стискивать как можно крепче. Но вдруг почувствовал в своей руке такую тонкую нежную кисть, что невольно ослабил пожатие и поднял глаза. Девушка смотрела на него ободряюще, очень славная девушка.

– Это наша конструкторша, Валежная Анастасия Петровна, – представил ее Баграш. – Наша Настя. Она на том, американском глиссере идет. Там каютка есть… Да и спокойнее на том, – добавил вполголоса Баграш, когда они с Карасиком отошли в сторону, – безопаснее, а то ведь наша – экспериментальная машина, мало ли что… Вы, кстати, как, плаваете?

– На воде держусь… – глядя в сторону, пробормотал Карасик.

– Хорошо, если есть, за что держаться, – сказал Баграш. – Ну ладно, вон там пояс лежит в носу. Вот за него и будете держаться, если перекинемся. Так?

Карасик вздохнул, посмотрел на красивую, сверкающую машину и направился к утлому, неприветливому глиссеру.

– Ты не гляди, что тот с виду покрасивше, – горячо и слегка заикаясь, сказал толстый парень со смешливой веснушчатой физиономией. – Отделка у них, это верно, шикозная, зато перетяжелена машина. Поглядишь вот, наплачутся на перекатах, как чай пить дать. А у нашей, знаешь, осадка!.. Восемь сантиметров – кругом проходимость имеет. В чайном блюдечке пройдет – дна не чиркнет! Вот только вы там напишите, что жеклеры администрация хорошие не дает, а мотор сношенный.

– Фома! – деловито позвал его хмурый механик.

– Чего? – откликнулся Фома.

– Опять?

– Чего опять?

– Опять заливаешь? – сказал хмурый.

Все засмеялись. Фома с сердцем плюнул.

– Ну, устраивайтесь, – радушно сказал Баграш. – Ехать будете вот тут… – И он весело указал на ребристую алюминиевую скамью. – Бухвостов, подложи под товарища кошму, а то, знаете, гофра… она весь зад исполосует. А подушки мы кожаные сняли – лишний вес, баловство.

– А каюты нет?

– На кой она нужна…

– А если дождь? – спросил Карасик и тут же пожалел – не надо было спрашивать.

– Если дождика бояться, – сказал угрюмый механик, – тогда, чтобы сверху не промокнуть, надо в воду по шею лезть…

У машины сгрудились провожающие. Толкались под локтями мальчишки.

Вдруг все расступились.

– Здравствуйте, здравствуйте!.. – послышалось со всех сторон.

В сопровождении дамы, занимавшей много места, и белокурой смазливой девицы подошел человек в светлой щегольской панаме и кремовом костюме, с дорогой тростью. Он приподнял шляпу, приветственно помахал ею. Седые волосы его подчеркивали румяный загар веселого лица. Глаза были живые и хитрые. Человек, видно, знал себе цену. С юношеской легкостью он спрыгнул в машину.

– Арди, ты выпачкаешься весь! – воскликнула дама.

– Это технический директор наш, – шепотом пояснил Карасику Фома, толстый белобрысый парень в комбинезоне. – Профессор Токарцев, знаменитый. А это его семейство.

Профессор потрогал рулевую баранку глиссера, поднял стлань, посмотрел, нет ли воды, сел на корточки, заглянул в носовую часть, просунув туда руку, вылез с побагровевшим от натуги лицом.

– Пробные ездки были сегодня?.. – спросил он. – Ну как, не зарывается теперь?

– Нет, теперь, как бачок переставили, скулы выправили, он так и прет на редан… Да и центровка теперь иная.

– Я говорил на канале еще. Все дело в обводах. Мидель немножко перехватили все-таки. Что?

Карасик, как непосвященный, с благоговением вслушивался во все эти реданы, скулы, обводы… Ничего, ничего, к вечеру он тоже все это будет знать.

– Надо журнал завести и чтобы точно все было. Хорошо прикинуть расход горючего, – сказал профессор.

– Журнал у нас поведет по специальности товарищ корреспондент.

– А! – сказал профессор и весело тряхнул руку Карасику.

Карасика познакомили с семейством. Профессорша очень милостиво улыбнулась журналисту, дочка подарила Карасику благосклонный взгляд и сказала, протянув руку:

– Лада. А мы о вас много слышали. Нам про вас рассказывал ваш друг Димочка Шнейс.

– О, Димочка! – сказала профессорша. – Он у нас в доме совсем как свой. Ужасный шалопай, не правда ли? Но блестящий человек.

– Да, – сказал Карасик.

– Ну, с богом, ни пуха ни пера, – сказал профессор. – Только не резаться. Прошу вас… Что? Впрочем, проси вас не проси, все равно будете гнаться.

– Экипаж по местам, машины на старт! – раздался откуда-то сверху безличный и пресный голос мегафона, голос, никому не принадлежащий, но всех касающийся, вещий, как сама судьба.

Загремел оркестр, глиссерщики попрыгали в машины. Они снимали кепки и надевали шлемы. Стартер поднял свой флаг. Вот она, торжественная минута старта.

Карасик поспешно выгребал из чемодана все самое необходимое и запихивал вещи в принесенный кем-то берестяной баульчик, напомнивший ему детский ботанический короб.

Ужасно унизительно было при всех ворошить свое белье, вытаскивать галстуки, подтяжки.