Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики

Груша поступила на вечерний рабфак. Баграш устроил ее работать на заводе подручным метеорологом на летной испытательной площадке Гидраэра. Девушка оказалась способной, Баграш не ошибся. Фома первое время позволял себе некоторые вольности в обращении с Грушей, но однажды получил такую затрещину, что охал и почесывался до вечера. После этого он стал относиться к Груше с уважением. Груша еще на Волге была отличной пловчихой. Теперь она ходила в свободные минуты в большой бассейн и мечтала выступать весной в водных соревнованиях. Она по-прежнему увлекалась метеорологией. Теперь она имела дело с настоящими серьезными барометрами, дождемерами, градусниками, флюгерами… Она краснела, когда кто-нибудь напоминал о ее смешной домашней самоделке, упорно стоявшей на «дожде».

Груша увлекалась своей работой. И поздно вечером, когда она приходила в общежитие, ребята, чтобы сделать ей удовольствие, спрашивали:

– Ну, как сегодня?

– Резкое потепление, порывистые ветры, северные, второй четверти. В средней полосе депрессия, – без запинки отвечала Груша.

– А циклон есть? – спрашивал серьезно Баграш.

– Нет, циклона нет.

– Может быть, тогда хоть антициклон?

– Нет, нет и антициклона.

– Что ж это ты, Проторова? – говорил Баграш.

Она немножко хромала по географии. Карасику было поручено репетировать ее.

При Карасике Груша катастрофически розовела, смущалась. Все замечали это и подтрунивали над Карасиком. Карасик изнемогал от ее внимания. Она вышивала ему полотенца, украдкой гладила костюм, вырезывала все статьи Карасика. Карасик иногда даже сердился. Расхаживая по комнате, он втолковывал Груше очередной урок по географии. Груша внимательно смотрела ему в рот и искала на глобусе заданное место, копаясь пальцами в материках и океанах. «Словно в голове ищет!» – раздраженно думал Карасик.

– Я вас все хотела спросить, Евгений Григорьевич… – начинала Груша каким-то особенно значительным тоном и опускала глаза.

– Это относится к уроку? – спрашивал неумолимый Карасик.

– Нет, это не по географии.

– Тогда в другой раз, – сухо говорил Карасик.

Карасик давно уже усиленно тренировался. Это было очень нелегко, это было очень трудно. Мальчишки сбегались к полю и кричали: «Чарли Чаплин, Чемберлен!..» Сколько издевательств, сколько насмешек выносил Карасик. Тело его было в синяках. Ноги так болели, что, ложась спать, он должен был их укладывать в постель руками. Ночью мама Фрума слышала иногда странные мягкие удары об пол, доносившиеся из комнаты Карасика. Это Карасик, разостлав пальто на полу, учился делать кульбиты, кувыркался. Для футбола кульбиты были совершенно ненужны, но как-то Карасик заметил, что он не умеет кувыркаться, боится. И он заставлял себя делать кульбиты, всей спиной плюхаясь о жесткий пол. Лопатки его были сплошь в синяках.

– Я очень смешной, вероятно? – спрашивал иногда Карасик у Груши.

– Ну ничуть! – восклицала убежденно Груша.

– Отчего же все смеются?

– Весело – вот и смеются.

Зима прервала футбольные тренировки на поле, но Баграш должен был отметить большие успехи Карасика.

– Дело пойдет, – говорил он. – Так? За зиму надо весу немножко прибавить, вообще подразвиться чуток. А весной – держись, Кандидов, пропадай!

Даже не склонный восхищаться, Бухвостов должен был признать, что Карасик теперь отлично владеет некогда устрашавшим его мячом. Поздней о сенью Карасик сыграл несколько игр в составе младшей команды Гидраэра. На последнем матче ему даже аплодировали три раза, когда он, играя полузащитником, ловко обводил неприятельского форварда и отнимал у него мяч.

Антон ранней весной вместе с командой магнетовцев уехал в большое заграничное турне. В это же время гидраэровцы уехали на юг пробовать на море первую опытную конструкцию двухлодочного глиссера. В этом скрывалась небольшая хитрость Баграша. В то время как на всех московских стадионах еще лежал снег, катки мокли, спортсмены переживали скуку бессезонья, гидраэровцы могли отлично тренироваться на южных стадионах. Баграш нарочно приурочил время испытаний к ранней весне.