Том 1. Момент истины

— «...для вы...пол...нения за...дания коман...дова...ния», — медленно прочел председатель. — Ясен вопрос! — осмотрев печать, немного погодя сказал он, возвращая документ и ничуть, однако, не представляя, какое задание может выполнять этот пехотный капитан с полевыми погонами на выгоревшей гимнастерке в Шиловичах, более чем в ста километрах от передовой.

И Алехин, наблюдавший за выражением лица Васюкова, понял это.

Он оглянулся на перегородку и, услышав от Васюкова: «Там нет никого», посмотрел инвалиду-председателю в глаза и тихим голосом доверительно сообщил:

— Я по части постоя... расквартирования... Возможно, и у вас будут стоять... Не сейчас, а ближе к зиме... месяца через полтора-два, не раньше. Только об этом пока никому!

— Ну что вы, — понимающе сказал Васюков, явно польщенный доверием. — Разве я без понятия? И много поставят?

— Да, думаю, в Шиловичах примерно роту. Это уже как командование решит. Мое дело ознакомиться с обстановкой, посмотреть местность и доложить.

— Роту — это можно. А больше не разместить, — сказал Васюков озабоченно. — Вы так и доложите — больше роты нельзя. Ведь их обиходить надо. Я сам три года служил, командиром отделения был, понимаю. Солдату в бою достается, а уж на постое условия нужны. А где их взять? — вздохнул он.

— С водой как у вас?

— Вода что — ее на всех хватит. И дров в достатке. А вот с жильем кепско[7]. Полы-то все больше земляные, холодные.

— А дрова где берете? — спросил Алехин, стараясь направить разговор в нужное русло.

— Там вот, за шоссе. — Васюков кивнул влево, в сторону печки.

— А у вас же лес рядом, — удивился Алехин, указывая в противоположном направлении: его интересовал прежде всего этот лес и то, что с ним было связано.

— Там, за шоссе, швырок еще немцами заготовлен. Сухой, как лучина, и пилить не надо. Его и возят, — объяснил Васюков. — А в этот лес не ходят — запрещено!

— Почему?

— Тут немцы, как отступали, оборону, должно, держать думали. Или преследование задержать хотели. Словом, мин понаставили.

— Поня-ятно...

— Мусить[8], и немного, но где и сколько — никто не знает. В день, как меня назначили, мальчишки туда полезли. За трофеями. И двух у самого края — на куски! Мы по опушке сразу знаки расставили. Мол, проход запрещен, мины! Так что наши, шиловичские, в этот лес — ни шагу! А с военными случай был.

— С какими военными?

— Тут связистки у нас с неделю стояли. Молоденькие, веселые — известно дело, на отдыхе. А в лесу грибов, ягод полно. И вот пошли двое, да не вернулись...

— Давно это?

— Дней десять уже. Стали искать их — метров за триста от опушки нашли, вот там. — Васюков взглядом указал на стену, где висел автомат. — Снасиловали их и убили. Обмундирование забрали и документы.

— Кто же убил?

— А кто знает... После приехали энкэвэдэ с Лиды. Пограничники. На трех машинах, с собаками. Осматривали лес, перестрелка была — будто нашли кого-то и побили. Опять же, говорят, кто-то на мине подорвался. Но точно не знаю: проческу, значит, от нас начали, а больше не приходили. Должно, так лесом на Каменку и вышли.

— Это было, говорите, с неделю назад. А вот в последние дни, вчера или позавчера, вы здесь незнакомых людей не встречали?.. Военнослужащих... не видели? Я почему спрашиваю, — пояснил капитан, — кроме меня, посланы еще три группы квартирьеров. Так если мы для постоя одни и те же деревни присмотрим или хутора, ерунда ведь получится.

— Понятно... Нет, насчет квартир последние дни не обращались... А видеть двух командиров вчера видел. Мусить, и с вашей части, — неуверенно заметил Васюков. — Но ко мне они не приходили.

— А где вы их видели, в деревне?

— Нет. Я вчера тут спор улаживал. Тесинского и Семашко. Из-за межи разодрались. Пошли, значит, на поле, вот сюда. — Васюков рукой показал за спину. — Обмерили все, столб зарыли. Ну, и после дела, как водится, хлеб-соль: бимбера бутылку распили. Сидим у копешек, закусываем. И вижу, от леса идут двое. Командиры. Мусить, и с вашей части.

— Когда это было, в котором часу?

— Вечером. Перед заходом. Часов в восемь, должно...

— А какие они из себя? Как выглядят?

— Обыкновенно. Один постарше вроде и поплотнее. Он впереди шел. А другой — худой, моложе, видать, этот подлиньше.

— Тот, что постарше, смуглый такой, носастый?! Это же Лещенко! — обрадованно сказал Алехин, называя первую пришедшую на ум фамилию. — Капитан! В хромовых сапогах и в кителе. У него еще фуражка с матерчатым козырьком.

— Там метров двести, ежли не больше. Разве звание разберешь? Но только в пилотках они оба и в гимнастерках. Это точно.

— Может, Ткачев и Журба? — словно размышляя вслух, проговорил Алехин. — Они что же, из леса вышли? А вещи у них с собой какие-нибудь были?

— Когда я увидел, они шли от леса. А были они там или нет — не знаю. И вещей не видел. У одного, должно, плащпалатка в руке, а у другого... вроде совсем ничего.

— А эти, Тесинский и Семашко, их видели? Может, они лучше разглядели?

— Нет. У меня глаз дальний. Ежли я не увидел, а те-то и подавно. Это точно.