Знакомство мое с Гиппиус, начавшееся в описанный вечер, заняло несколько лет, наполнив их большою поэзией и великой для меня отрадой. Вообще, Гиппиус была не только поэтессой по профессии. Она сама была поэтична насквозь. Одевалась она несколько вызывающе и иногда даже крикливо. Но была в ее туалете все-таки большая фантастическая прелесть. Культ красоты никогда не покидал ее ни в идеях, ни в жизни. Вечером, опустивши массивные шторы в своем кабинете дома Мурузи на Литейном, она любила иногда распускать поток своих золотых сильфидных волос.
Она брала черепаховый гребень и проводила им по волосам, вызывая искорки магнетического света. Было в этом зрелище что-то пред-вечно упоительное. Откуда, в самом деле, берется в людях это любование самим собою и притом любование не реальным своим обликом, а праисторическими какими-то своими подобиями, где легенда сливается с мифологией? Когда Гиппиус делала этот расчес волос, играя точно смычком по бесчисленным струнам, она производила на меня впечатление существа, попавшего в этот мир с каких-то белооблачных гиперборейских высот. Она не была никогда друидессой и не могла ею быть. В ней воплотилась гиперборейская женщина легендарно-мифологических времен, еще до походов с северных высот, определивших судьбы нового мира. Отмечу еще черточку в том же духе, в том же поэтическом направлении. 3. Н. Гиппиус любила огонь. В разведенном ею огне была однажды сожжена не нравившаяся ей моя шляпа. Сидя в столовой у Мережковских, я услышал крик веселого смеха. Я был вызван спешно на кухню и мог еще присутствовать при гибели моего злополучного головного убора. Шаловливая писательница подпрыгивала от радости, хворостинка вся изгибалась в детском триумфе. Наконец-то ненавистная шляпа перестала существовать. Домой пришлось мне вернуться в шляпе Мережковского, и тут, впрочем уже не впервые, я мог убедиться в том, что наши головы нуждаются в разных уборах!..
Как друг, как товарищ, как соучастник в радости и в горе 3. Н. Гиппиус была неповторима. Ее заботливость простиралась на состояние вашей обуви, на дефекты вашего белья. В ней не было никакой схематичности. Живые конкретные детали в жизни ближнего всегда ее занимали. Это испытали на себе многие из ее приятелей, и уже совершенно благословенной была доля ее друзей. Покойный С. А. Андреевский, пришедший ко мне по одному театральному делу незадолго до своей смерти, вспомнил эту черту 3. Н. Гиппиус с оттенком взволнованной благодарности.
Я не вдаюсь в расценку литературного труда 3. Н. Гиппиус. Только отмечу коротко и бездоказательно, что она представляет собою живое и выдающееся явление в русской литературе. В частности, ее описания неба не знают себе равных. Она показала тут мастерство, тонкость восприятия и подлинное чувство природы. Всем этим я сейчас не занимаюсь. Я только хочу выделить мысль, что на пути моих знакомств с типами различных женщин – это была женщина в полном смысле слова необыкновенная. Мысленно, благодарною памятью, я еще и сейчас люблю освежаться в струйках света, сиявшего мне во дни борьбы.
Комментарии
Представляя современному читателю все лучшее из огромного и – увы забытого творческого наследия Зинаиды Николаевны Гиппиус, в наши дни выходят ее книги одна за другой. И все же бесценный кладезь созданного классиком русского символизма остается неисчерпанным. Блистательный поэт, мастер короткого рассказа, увлекательный романист, острый, не всегда справедливо придирчивый критик, а еще темпераментный публицист-политик с пророческим даром и мемуарист с взыскательным взглядом на людей и события XX века – вот черты многогранной личности «мадонны Серебряного века». Некогда знаменитая зачинательница русского литературного модерна прожила свою большую жизнь труженически и оставила нам произведения, которые ни на йоту не утратили своей новизны и значимости как важнейшие документы эпохи социальных потрясений в России.
Собрание сочинений выдающейся представительницы нашего ренессанса издается впервые и в этом прежде прочего видится значимость издательского проекта «Русской книги». Многотомник вберет в себя все многообразие писательского наследия Гиппиус. Четыре тома займет се художественная проза Здесь впервые в полном составе увидят свет шесть прижизненных сборников рассказов и повестей, дополненных произведениями, которые не были включены в книги, а также пять романов (в том числе «Без талисмана», «Победители» и «Сумерки духа», еще не известные читателям). Своеобразным обрамлением всего Собрания станет издаваемая в хронологической последовательности поэзия Гиппиус – вершина созданного ее искрометным вдохновением. Осуществляется пожелание-предвидение вождя русских символистов В. Я. Брюсова: «Как сильный, самостоятельный поэт, сумевший рассказать нам свою душу, как выдающийся мастер стиха, Гиппиус должна навсегда остаться в истории нашей литературы».