Том 1. Отец

Голоса восхищения и одобрения послышались в зале в ответ на выступление Якова Григорьевича. Внятно и громко он прочитал историю Самсона: как он родился, как возрастал, как всякими путями мстил он врагам-филистимлянам за свой народ. Потом как Далида обольстила его, обманула, остригла волосы головы его, в которых была сила его, и как потом враги выкололи ему глаза и заставили Самсона крутить у них мельничные жернова. Как потом, через томительные годы, волосы у него отросли и он опять почувствовал приток непомерной силы. В это время его господа в великом множестве собрались во дворце на пир. И когда они беззаботно пировали, слепого Самсона подвели к главным столбам, на которые опирался весь дом. Самсон помолился Богу своему, чтобы Он помог отомстить врагам за слепоту его, сдвинул столбы с места; своды и стены здания рухнули на пирующих. Погибли все враги Самсона и он с ними.

На этом остановился Яков Григорьевич. Весь зал с затаенным дыханием глядел на него. Он, осмотрев всех вокруг, решительно и громко закончил:

— Самсон — это темный, необразованный, слепой русский народ; филистимляне — это вы, господа… (У-у-у — пронеслось по залу.) Это вы выкололи ему глаза, лишив его образования, и, выколов глаза, заставили крутить для вас жернова! — продолжая, говорил Яков Григорьевич. — И вы не заметили, как и откуда выросли волосы у Самсона, то есть выросла скрытая сила в народе. И он теперь рвется, подошел уже к устоям, на которых зиждется наша империя. А вы, господа, пируете с женами и детьми вашими, тогда как вверенный вам Богом народ от нищеты, эпидемий и голода изнывает, забытый вами в селах и городах, во фронтовых окопах и во вражеском плену. Выхода нет, господа! Империя обречена Богом на крушение, и в этом Бог определил вам возмездие! — закончил Яков Григорьевич. Буря рукоплесканий сопроводила его на место.

— На этом заседание было окончено, — с торжественным видом закончил рассказчик.

Все пленные настолько были захвачены услышанным, что, кажется, каждый в это время был в зале заседания Государственной Думы, а не в концлагере. С глубоким вздохом расходясь, многие повторяли:

— Да, это истинная правда!

С тех пор Петр решил, по возможности, не проходить мимо таких бесед. «Все ума-разума наберешься», — заключил он, выходя из барака. Так протекала жизнь военнопленных, без каких-либо изменений, но и в ней Петр научился понемногу находить ценного человека, полезный разговор. Все глубже он понимал, что до сих пор жизнь он проводил бессмысленно и бесцельно.

В конце 1917 года до пленных донеслись слухи, что в России произошел переворот, что вместо царя-батюшки пришли комиссары и вообще перевернулось все «вверх дном». А что такое «вверх дном» — никто не знал. Петр подолгу просиживал в кружках спорящих и слушал про новые порядки. Наконец присоединился к одному из них и даже стал читать книжки про революцию, про свободу и призывы к окончанию войны. Душа рвалась к какой-то новой правде, но вот беда — грамоты не хватало разобраться во всем этом. Всего одну зиму бегал Петр в детстве в школу в соседнее село и научился с трудом читать по складам. За три с половиной года он получил всего три письма от Луши и посылку с сухарями, варежками и домотканой холщовой парой белья, да расшитое Лушиной рукой полотенце, потом и это все оборвалось.

Однажды весь кружок, в который входил Петр, был схвачен по подозрению в бунте. Всех отвели в другой маленький лагерь и разместили в сыром подвальном помещении. Условия были ужасные, и Петр спасся от смерти только тем, что пристроился к сапожным мастерам подмастерьем. Там за некоторое время он научился сапожному мастерству и даже подрабатывал побочно на кусок хлеба. Однако убийственная сырость и напряженный труд надломили здоровье Петра: он стал сильно кашлять и иногда даже с кровью. Но по Божьей милости приезжие начальники как-то беседовали со всеми подвальными и многих, в том числе и Петра, определили неопасными и возвратили в старый лагерь.

Новое мастерство улучшило положение Петра. Теперь он не был вынужден ходить «на шпацир», но непреодолимая тяга к жизни не давала ему покоя.

В один из зимних вечеров, под рождество Христово, накануне нового 1919 года, проходя по баракам в поисках чего-нибудь нового, Петр наткнулся на большую группу пленных и из середины ее услышал проникновенный голос:

— Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни.

Петр остановился как вкопанный, словно молнией пронзили его эти слова. Осторожно пробираясь среди собравшихся, он протиснулся вперед, чтобы увидеть говорящего.

— Так говорит Христос! — продолжал прежний голос, как бы в ответ на внутренний вопрос Петра.