В самом положении о соцсоревновании, поскольку оно намечено в постановлении ЦК партии, рекомендуется давать простор начинаниям на местах и отдельным формам, которые могут быть выбраны на местах. А вот все-таки среди наших педагогических деятелей никакого простора нет: знают все, что должно быть соцсоревнование, но при этом стараются его вогнать обязательно в те формы, в которые уже где-то вогнали: признается законной только кривая, изображающая повышение или понижение процентов промфинплана, а самое существо соревнования уже рассматривается только как функция промфинплана.
В коммуну ГПУ я переходил с радостным ощущением той необходимой свободы, которую я буду иметь в области создания нового советского воспитательного метода. И действительно, у нас в коммуне мне такая свобода представлена, и только поэтому наша коммуна может претендовать на одно из первых мест в Союзе. Но и здесь, в коммуне, на каждом шагу на дороге становится все та же логика «педагогической теории», сделавшая почему-то достоянием буквально каждого охочего человека.
Я меньше всего хочу сказать, что вот мне одному известны секреты работы, больше их никто не знает и поэтому никто не имеет права рассуждать о моей работе. Я только один из многих людей, находящих новые, советские пути воспитания, и я, как и все остальные, собственно говоря, стою еще в начале дороги. О нашей работе обязательно нужно высказывать суждение, иначе мы обязательно заблудимся. Но это высказывание ни в коем случае не должно принимать характера навязывания методов и средств, которые только «кажутся» хорошими и революционными, кажутся потому, что наскоро и совершенно по-дилетантски безответственно выведены из некоторых хороших понятий, а еще чаще даже не понятий, а слов и терминов. Например, сколько совсем пустых слов наговорено вокруг так называемой общественно полезной работы детей. Только потому, что в словах «общественно полезная работа» содержатся признаки положительного содержания, только поэтому с детскими коллективами производят манипуляции, которые ведут прямым путем к развалу коллектива и к полной неудаче воспитания.
Нисколько не претендуя на звание великого изобретателя, я хочу только одного, чтобы о ценности метода судили по его результату, а о ценности системы судили по общему результативному итогу.
Сейчас же получается такая картина: плох там я или хорош, но я работаю с беспризорными больше десяти лет. За это время я ни одного дня не более и никогда не был в отпуске. Мой рабочий день не меньше 15 часов. Это — больше 50 тысяч рабочих часов работы непосредственно в детском коллективе. Я уже не считаю моей работы дореволюционной, которая тоже дала мне некоторый опыт, так как мне посчастливилось все время работать в рабочей школе. Работа моя была все время более или менее успешной. За это время, представьте себе, сколько я передумал, перепробовал, сколько видел чужих опытов, сколько приобрел навыков почти механических. За это время я научился очень многому, и сейчас я отдаю это до конца искренне и воодушевленно советскому воспитанию.
Представлять себе воспитательную работу как простую цепь логических категорий, разумеется, просто неграмотно. Сказать, что вот в этом случае нужно поступить обязательно так, а в этом иначе, просто будет безобразием. Товарищ Б-н, например, без возмущения не может говорить о том, как это можно вычесть из зарплаты коммунара стоимость разбитой чашки 15 копеек. И он глубоко убежден в том, что он орудует с методической логикой, что взять из зарплаты вообще всегда недопустимо. Совершенно понятно, что вся его логика строится на некотором представлении некоторого идеала: ребенок, деньги, насилие. Разве может советская педагогика базироваться на таком идеальничании, ведь это в идеологическом и методическом способе позорно.
Все подобные соображения идут от очень стареньких интеллигентско-буржуазных философских положений о свободе личности, от индивидуалистических убеждений в том, что ребенок безответствен, просто от положений дамского доброго сердца. А чаще всего они идут от случайно пришедшей в голову мысли, что так, дескать, нужно и так будет хорошо.