Том 1. Пьесы 1847-1854

Даша. Не я к вам несчастие принесла. Пока любил меня Петр Ильич, так и жил хорошо, а разлюбил — Бог его знает что с ним сталось, — и стал гулять.

Афимья. Кабы ты жила с ним, как жене следует жить, другое бы дело; а то где же это видано, ровно ты, прости господи, как полюбовница какая, виснешь ему на шею. Нешто жене так подобает?

Даша. Чудное это дело с ним сделалось! Думаю я, не придумаю. ( Плачет.)

Илья Иванович входит.

Явление второе

Те же и Илья Иванович.

Илья. Дарья, не плачь, не гневи Бога! Снявши голову, по волосам не плачут.

Даша. Батюшка, куда ты собрался?

Илья. Пойду от вас прочь. Я и смотреть-то на вас не хочу, не стоите вы того. Придешь к вам на неделю-то, ровно в омут.

Даша. Ты хоть сына-то подожди, да поговори ему.

Илья. Подожду, поговорю ему в последний раз, крепко поговорю. Ведь гибнет! С экой-то жизнью добра нечего ждать! Такие-то люди близко беды ходят. Хочет — послушает, хочет — нет, а я старый человек, мне покой нужен, пора и свою душу вспомнить. Будет, пожил в миру, всего насмотрелся, только дурного-то больше видел, чем хорошего. С тех пор и свет увидал, как у братца в его келье живу. Вот немножко прошел по Москве, всего-то от монастыря до вас, а сколько мерзости-то видел! Народ-то словно в аду кипит: шум, гам, песни бесовские! Вот вчера, говорят, двоих мертвых на улице подняли да один в прорубе утонул. Христианская ли это смерть! Куда они угодили? Какое житье в миру-то нынче? Только соблазн один. Сын вот родной и тот что делает. Нешто я его так воспитывал-то?

Входит Петр.

Явление третье

Те же и Петр.

Илья. Где погулял, добрый молодец?

Петр. В Москве места много, есть где погулять, была б охота.

Илья. Досыта ль нагулялся?

Петр. Погулял-таки. Ты, батюшка, куда собрался?

Илья. Бежать хочу, закрывши глаза.

Петр. Что ж не погостишь с нами?

Илья. Надоело мне глядеть-то на тебя, живешь больно нехорошо.

Петр. За что, батюшка, гневаешься? Чем мы так провинились перед тобой?

Афимья. Чем? Не ты б говорил, не мы бы слушали, беспутные твои глаза!

Петр. Не твоего разуму это дело.

Даша. Батюшка серчает, что ты все гуляешь да со мной дурно живешь.

Петр. Ты, что ль, нажаловалась?

Илья. Что жаловаться-то! Разно и сам не вижу, что живешь не по-людски!

Петр. Эх, уж, видно, мне не жить по-людски… на меня, должно быть, напущено.

Илья. Это что за речи?

Петр. Загубил я себя с тобой! Связала ты меня по рукам и по ногам.

Даша. Ты мучитель, ты кровопивец!

Илья. Что вы? При мне-то? ( Грозно.) Молчать! Ты, никак, ума рехнулся! Тебя нешто кто неволил ее брать? Сам взял, не спросясь ни у кого, украдучи взял. а теперь она виновата! Вот пословица-то сбывается: «Божье-то крепко, а вражье-то лепко».

Петр. Она меня приворожила чем-нибудь… зельем каким ни есть.

Илья. Не говори, не греши! Что тебя привораживать, коли ты и так ровно чумовой. Своевольщина-то и все так живет. Наделают дела, не спросясь у добрых людей, а спросясь только у воли своей дурацкой, да потом и плачутся, ропщут на судьбу, грех к греху прибавляют, так и путаются в грехах-то, как в лесу.

Петр. Да что ж, батюшка, делать-то? Как еще жить-то?

Илья. Живи по закону, как люди живут.

Петр. Ну, а и вот загулял… Что ж такое? Нынче дело масленичное. Уж и не погулять? Масленая-то один раз в году бывает. Мне что за дело, как люди живут; я живу как мне хочется.

Илья. Известно, по своей воле легче жить, чем по закону; да своя-то воля в пропасть ведет. Доброму одна дорога, а развращенному десять. Узкий и прискорбный путь вводит в живот, а широкий и пространный вводит в пагубу.

Петр. Не все гулять, придет время, и поправимся, и сами будем других учить; учить-то не хитро. Теперь и погулять-то, когда гуляется. Ты, батюшка, сам был молод.

Илья. Так что ж? Нешто я так жил? Молод, так и распутничать! Не для веселья мы на свете-то живем. Не под старость, а смолоду добрыми-то делами запасаются. Ты оглянись на себя: дома ты не живешь, знаешься с людьми нехорошими, жену обижаешь. Что ж у вас дальше-то будет, скажи ты мне?

Петр. А что будет то будет. Проживем как-нибудь — своим умом, не чужим.

Илья. Ну, так и живи! А я видеть этого не хочу! И говорить-то мне тяжело. Что говорить? кому говорить? Кабы разум был, а без разума и ученье не впрок.

Петр. А нет, так и негде взять. На нет и суда нет.