Том 1. Поэзия

Плаун, пылящий и поджарый,
Исстеган дождевым кнутом,
И сонный лес похож на старый,
Истрепанный, in folio, том.

И ломонос подобострастный
Усов своих рассыпал сеть,
И, значит — время подобралось
Для вероники засинеть.

И, значит, время вновь настало
Нам, глядя в старый водосток,
Вести счет каплям, размышляя:
Зачем ты поднесла платок?

И кто была ты: свежесть сена,
Букет из нераскрытых роз?
Толстуха спелая Пуссена,
От жира падкая до слез?

Красотка с профилем семитским —
Смесь состраданья и греха —
И вожделеньем каинитским
Горела добрая рука?

Святой назвал бы и разрушил
Сомнений тяготящий ад,
Но летом дьявольским разбужен
Твой слишком синий грешный взгляд.

И лето открывает двери,
Бросая в холод и знобя,
И я все более уверен
В истолковании тебя.

И о шагах любимых помня,
О лета пышущем огне,
Я все отбрасываю кроме
Одной догадки о тебе.

На память об июльской ночи
Коснулся белый холст лица
И лазуритовые очи
Кричали ужасом конца.

Был запах яростный и дикий.
И ложе. И не нужно слов.
И бились в отдаленье крики
Апостолов и их ослов.

«Где, тополиный пух, твоя судьба?..»

Где, тополиный пух, твоя судьба?

— В могучем древе!
Я, втоптанный в асфальт, дождем прибитый,
на своих ветвях
Рассаживаю голубей Святого Духа,
Лаская ближние частицы пуха!

В трех стенах